— Вот загнул, как на митинге. Ты не в партии, сынок…
— А ты что молчишь, Франц? — в роте тот солдат слыл мрачным пессимистом.
Вот и сейчас тень висела на его лице. Что, впрочем, не мешало нести ему в одной руке полный котелок горохового супа, а в другой – хлеб и порцию конской колбасы. Пока все рассуждают, можно спокойно набить брюхо, добыв на кухне немного лишнего.
— Фюрер, конечно, гениальный человек, но думаю, год.
— Не каркай! Иначе положим тебя в братскую могилу сверху.
В ответ Франц надул толстые щеки и зло сожмурил глаза:
— Что хотел, услышал? Заткнись! Из этого дерьма не всем придется вернуться домой!
— Нет, он шутник. Не помнит, сколько недель ушло на Польшу? А как под нас легла Франция?
— Да, галлы окончательно выродились. Послушные бараны!
— Зато девчонки там просто прелесть! Стройны, как тополь!
— По моим подсчетам война должна закончиться в конце июля, и я назначил свое бракосочетание на второе августа! — многозначительно сопя, кто-то выразил свое мнение[543].
— Ты хороший математик, Гельмут, но твоей невесте придется подождать. Говорят, в России совсем нет дорог и полно грязи, приятной лишь свиньям…
— Слушай, Карл, думай, про что вякаешь.
— Хорошо, тогда мой старик говорил, что нет ничего лучше сала из тех свиней к домашнему шнапсу. А какую там делают кровяную колбасу, не хуже, чем в Вестфалии…
— Кончай голосовать за коммунистов, а не то вставлю тебе клизму из того, что приготовил на ужин наш повар.
Смех разрядил обстановку.
— Вилли, а ты чего?
Тот отложил письмо:
— Гамбург сильно бомбят англичане. Отец с семьей перебрался в Дрезден. Там безопаснее. Сестра рада. Написала, что посетила музей Карла Мая и теперь в восторге. Еще ввели карточки на фрукты и картофель.
Кто-то затянул «Эрика, как мы тебя любим». Все, как всегда. Надо, так надо. Фюрер, наконец, знает, что делает. После долгих споров, бесед, вопросов и сомнений солдаты успокоились. Главное, наступила определенность, прервавшая изматывающее томительное ожидание[544].
Прошлые победы воодушевляли даже самых мрачных пессимистов. Ну и ладно, пусть год! Когда они со славой вернутся на немецкую землю, их снова начнут обнимать, целовать, приветствовать, ласкать, забрасывать цветами, шоколадом и конфетами. Не всех, но каждый надеялся, что ему повезет.
Командир разведбатальона поднялся на наблюдательную вышку.
— Что там происходит у большевиков?
— Все, как в обычную субботу. Смотрят кино!
«Точно, варвары! Ничего, мы научим вас культуре!» — подумал гауптман, представляя, как орет толпа волосатых и грязных питекантропов в шкурах, в кривых руках вздымавшие дубины.