Мардж, в высшей степени исполнительная секретарша Яна Фейнера, которая, казалось, читала от корки до корки каждую газету и журнал, попадавшие ей в руки, всегда вырезала для него статьи, где имелись упоминания об Елене Рубинштейн. Если бы не Мардж, едва ли Ян узнал бы так скоро о превращении Людмилы Суковой в Луизу Тауэрс и о том, что она стала владелицей института, где занимались коррекцией кожи, дела которого шли, судя по всему, настолько успешно, что это побудило престарелую императрицу красоты выступить в печати.
В тот вечер, неохотно покидая лабораторию около половины десятого, Ян взял статью из «Миррор» с собой. Он возвращался в старый дом, где снимал квартиру, стоявший в самом высоком месте Палисейдс, откуда открывался превосходный вид на Манхэттен на другом берегу Гудзона.
Любуясь видом, Ян часто думал, что Людмила живет где-то там, окруженная роскошью, так как он, конечно, знал, что она вышла замуж за Бенедикта Тауэрса. Виктор также позаботился, информировав его со злобным удовлетворением, чтобы брат не остался в неведении относительно того, что прежде Людмила работала горничной в доме семьи Тауэрс. Это известие не давало ему покоя многие месяцы.
Итак, он слишком поздно понял, что любит Золушку, и ее снова нашел ее принц промышленности, сделав принцессой. Разве это преступление? Да, его глубоко оскорбило то, что Людмила не нашла в себе мужества или желания, чтобы встретиться с ним, как обещала, в тот уик-энд и сказать открыто о поразительных переменах в своей жизни, но, с другой стороны, она всегда была загадочной женщиной. Он ни разу не пожаловался Виктору, как больно он был ранен; не к чему подливать масла в огонь необъяснимой антипатии Виктора к ней.
Оглядываясь назад, Ян понял, что по сути почти ничего не знал о ней и никогда не задавал вопросов. Вероятно, именно поэтому Людмила доверяла ему. Виктор с удовольствием подчеркнул, что с момента их первой встречи за ленчем думал, что в ней есть нечто порочное. Он даже где-то разузнал, что жена Бенедикта Тауэрса погибла всего за год до того, как Бенедикт приехал в Лондон и объявил Людмилу своей невестой.
Сегодня вечером Яну не хотелось есть, хотя его экономка оставила ему восхитительное консоме. Вместо того чтобы разогреть ужин, он достал из плоского портфеля несколько пробирок, которые принес домой. Последние дни он не выпускал их из рук — или, вернее, «нюхал» их.
Он принял душ, тщательно вымыл лицо и педантично тер свои руки, как будто готовился к хирургической операции. И только потом он надел свежевыстиранное хлопковое кимоно и уселся в комнате, из которой он намеренно убрал всю мебель и занавески, оставив лишь одно кресло, сделанное по специальному заказу, с необычайно широкими подлокотниками со множеством просверленных отверстий, размеры которых в точности соответствовали размерам пробирок.