— Ох, Лу! — громко, с болью произнес он ее имя. Она лгала ему. Она не только не хотела ребенка от него, но с помощью жены его старинного друга она тайно доставала соответствующие медикаменты, чтобы иметь гарантию, что этого никогда не произойдет.
Дорога до Грасси была ужасной, изобиловавшей крутыми поворотами и опасными участками, и вилась серпантином вверх по склону горы.
— Им следовало бы предупредить нас, — сказал Чарльз, когда скорость мощного «роллс-ройса» снизилась до скорости пешехода. — Ты хорошо себя чувствуешь? — заботливо спросил он.
Луиза ободряюще улыбнулась ему.
— Да-да, тряска меня не беспокоит. Это похоже на сеанс массажа.
Если бы он только знал! Она не просто «хорошо себя чувствовала», она была в восторге от того, что свободна на несколько ближайших дней, и с нетерпением ждала предстоящую деловую встречу точно так же, как большинство женщин, как она полагала, с нетерпением ждут очередной вечеринки с коктейлями или похода по магазинам. И лишь присутствие Сьюзен несколько омрачало сегодня ее настроение, но та в настоящий момент была поглощена своей задачей очаровать Дэвида Римера, которого укачало в машине, и он выглядел так, словно его вот-вот стошнит.
У Луизы вырвался мягкий смешок. Чарльз посмотрел на нее с искренней симпатией.
— Господи, что смешного ты нашла в такой кошмарной поездке? Ты просто молодчина, — добавил он с восхищением, тогда как машина накренилась, наехав колесом на груду камней, остановилась, а затем продолжила свой медленный путь наверх.
— Ни за что не догадаешься.
Когда он повернулся, чтобы полюбоваться великолепным видом, открывавшимся сверху, Луиза увидела в его профиле черты Бенедикта в молодости. Неужели и Бенедикт когда-то был таким же мягким, исполненным сочувствия и терпеливым, как его сын, что она сегодня неожиданно обнаружила? Она весьма в том сомневалась.
Бенедикту была свойственна некая вездесущность, какой едва ли, по мнению Луизы, обладал кто-либо другой в мире. Ее это пугало, равно как и завораживало и изумляло. Сколько бы она ни училась, Бенедикт за несколько секунд давал ей понять, что усилия ее тщетны. И в то же самое время он мог заставить ее чувствовать себя звездой как раз тогда, когда она меньше всего этого ожидала. Она была его собственностью, которую ему нравилось неустанно создавать заново. Он умел быть жестоким в словах, в поступках, в любви; но он также умел перевоплощаться в самого нежного и заботливого из всех мужчин — когда его это устраивало. Она до сих пор никогда не знала, чего можно от него ждать, однако знала, что должна повиноваться ему, и она начала уставать от этого.