Бенедикт с облегчением убедился, что беременность Сьюзен пока не заметна, хотя недолго осталось ждать момента, когда люди примутся за подсчеты. Было бесполезно подавать знаки его невозможной, своевольной дочери, чтобы она прекратила крутиться по танцевальной площадке. И также было абсолютно бесполезно подавать знаки ее новому глупцу мужу Римеру, чтобы он заставил ее сесть. Как Бенедикт видел сам и неоднократно слышал во время недолгих визитов вежливости, бразды правления в их доме безраздельно принадлежали Сьюзен.
Когда она некоторое время назад объявила за обедом, что наконец решила узаконить их отношения, а Бенедикт был достаточно глуп, чтобы спросить зачем, она дала великолепный ответ, чем нанесла сокрушительный удар Луизе, почуяв сверхъестественным нюхом Тауэрсов, что отец не огорчится и не рассердится. Нет, черт побери. Сьюзен имела полное право ответить так, как она ответила.
— Я беременна, а так как не похоже, что у тебя появятся другие наследники, папочка, я думаю, мне лучше пройти через все это и произвести на свет законного ребенка, пока не поздно. Если хоть немного повезет, он станет твоим первым внуком.
Бенедикт нахмурился, когда увидел через весь зал, как Луиза тоже танцует новый танец, по которому все сходили с ума, и вертится, словно какой-нибудь подросток, так что ее пышная юбка от Олега Кассини взлетает вверх, открывая ее невероятно длинные ноги. Рядом с ней танцевал твист Чарльз с еще одной роскошной штучкой, одной из близняшек Сэнфордов. Бенедикт продолжал наблюдать за ними и заметил, что Луиза крутилась в разные стороны до тех пор, пока не оказалась напротив Чарльза, а ее партнер достался девице Сэнфорд. На них было приятно смотреть, но хорошенького понемногу. Бенедикт пробрался мимо извивающихся пар и сказал сыну:
— Прошу прощения, Чарльз.
Даже не пытаясь изобразить твист, он просто обнял Луизу и, двигаясь в такт музыке, повел ее в быстром квик-степе. Широко улыбаясь, чтобы все видели, он прошептал ей на ухо:
— Ты ведешь себя по-идиотски. Ты каждый раз демонстрируешь задницу, когда поворачиваешься, так что остынь немного.
Она попыталась освободиться из его объятий и вернуться к их столику, но он зашипел:
— Продолжай танцевать, но на этот раз не забывай о своем возрасте. А твистом пусть наслаждаются другие, помоложе.
Стало быть, именно так ее муж намерен вести себя сегодня. Луиза теперь никогда не могла угадать заранее, в каком он будет настроении, но боль, причиненная меткими словесными стрелами, не становилась меньше.
Когда они вернулись к своему столику, там сидела, понурившись, одна Марлен — молодая жена Леонарда, которая выглядела так, словно мечтала убежать и где-нибудь спрятаться. Луизе стало ее жаль. Никто лучше ее не знал, что это значит — сделаться членом высокопоставленного и могущественного клана Тауэрсов. Леонард, тот самый представитель семейства, на которого никто особенно не обращал внимания (его всегда затмевал Бенедикт), удивил всех, женившись впервые в сорок пять лет не на женщине своего круга, а на «неотесанной деревенщине из Теннесси», как описывала ее Сьюзен, на двадцативосьмилетней медсестре, ухаживавшей за ним, когда он сломал ногу, катаясь на лыжах в Колорадо.