С морозным столбом пара в избу ворвались с песнями и криками разношерстно разряженные парни и девки. В руках у одного была посаженная на палку тыква с вырезанными глазами и ртом. Внутри нее была свеча, отчего тыква, как голова, сверкала огненными глазами и ртом. Ряженые пели:
Тетушка, матушка! Хлебца кусочек, Лучинки пучочек, Кокурочку с дырочкой, Пирожка с начинкой, Поросячью ножку Да жарену лепешку.
А парень в вывернутой наизнанку овчинной шубе подступил вплотную к Татьяне Ивановне и забасил:
Не подашь лепешки — Разобью окошки. Не подашь пирога — Разобью ворота!
По обычаю, накануне Рождества резали свинью и, делая студень, хоть одну ногу оставляли для колядчиков-ряженых.
Александр Кузьмич принес из сенцов свиную ногу, а Татьяна Ивановна достала из-под расшитого полотенца еще не успевшие остыть пироги с грибами и подала гостям.
Ряженые стали плясать и кланяться хозяевам, и тон их песен'тут же изменился, стал заискивающе-ласков:
Дай вам, господа, Всего-то, всего! Одна-то бы корова По ведру доила. Одна-то бы кобыла По два воза возила.
Потом коляда так же шумно, как появилась, выкатилась на улицу, чтобы идти в другие дома.
И отстраненный от должности бурмистра, Александр Кузьмич старался где бы то ни было уколоть раскольников.
В 1848 году проезжал по своей епархии владимирский архимандрит Парфений. Старообрядцы решили воспользоваться приездом во Мстёру преосвященного и выпросить у него разрешение на строительство в слободе единоверческой церкви.
По общепринятому правилу для приема высокого гостя на мирской счет было приготовлено роскошное угощение. Специально для торжества доставлены были живые стерляди.
Когда выставленные дозорные донесли, что архимандрит уже близко, бурмистр, в то время — богатый раскольник, с многочисленной свитой и хлебом-солью вышел встречать гостя на окраину Мстёры.
Александр Кузьмич Голышев опередил процессию и встретил гостя далеко за околицей. Они были знакомы по прежним приездам архимандрита, в бытность Голышева бурмистром. Отец Парфений уважал Голышева и теперь решил прогуляться с ним пешком, поговорить. Конечно, Александр Кузьмич рассказал, как раскольники расправились с ним. И архимандрит, беседуя с Голышевым, демонстративно прошел мимо встречавшей его раскольничьей свиты и направился прямо в Богоявленский собор.
Бурмистр прислал в храм своего помощника, приглашал гостя на праздничный ужин в свой дом. Но гость не ответил на приглашение. Пришлось бурмистру-раскольнику самому явиться в православную церковь.
— Стол уже накрыт, — уговаривал он важного гостя. Но архимандрит сказал: