Все началось того, что кто-то из жеребцов неудачно пошутил: «А вот пришелец, пешка-деревяшка, рассказывал о мире, где шахматы и карты живут в матрице компьютерного гения! А вы не думали снять своё кочевье и идти раскладывать косынку куда-нибудь в те края?», и обидно заржал. Карты посоветовались и выразили ноту протеста на такое предложения, и эта нота в своей цензурной части сводилась к тому, что матрица — неплохая резервация для «глюпый туземный фигур».
— Давайте согласимся иметь разногласия! — предложила ЧеКа, в ужасе глядя на то, как рушится мир и откладывается братское объятие цивилизаций.
Но БеЛ, подкинувший гениальную шутку туповатому жеребцу, которого не без оснований многие считали ослом, уже потирал руки. Дамы, имеющие в деле прямой козырный интерес, ему подмигивали.
Дискуссия о взаимопонимании плавно перетекала в бедлам.
— А ещё у них офицеры хамло! — заорала Дама Червей. — На балу все ноги оттоптали!
Кто-то из молодых вальтов предложил стреляться.
— Себе в лоб! — рекомендовал толстокожий слон.
— Быдло! — завопил пьяный Туз, метивший в секунданты. — Порву!
— Не надорвись, Тузик, — обмахнулась веером Белая Королева.
— И это вы называете землёй обетованной? — кривилась мелкопузая Семёрка Треф.
— На шестьдесят четыре клетки слишком много идиотов… — цедил джокер.
— Тридцать два и тридцать два — пара джокеров точно лишняя, — прямолинейно парировал ЧеЛ.
— А ещё у них одна баба на полдоски… — шептались благородные дамы, что обыкновенно лежали то на вальтах, то под королями. — Извращенцы… Какая аморальность…
— Я не разделяю ваших убеждений, но я отдам жизнь за то, чтобы вы могли их высказать, — с непривычной для её положения толерантностью пыталась утихомирить всё это благородное собрание ЧеКа.
— Вот и отдашь, — процедил кто-то из Пик.
Поскольку терпимость — малоприятное подозрение, что другие в конце концов могут быть правы, после первых переходов на личности пути назад не было — Рубикон таких вольностей с собой не позволяет.
За экватором, среди белых, началось брожение. Чёрных обвиняли в потакании нацменам, продажной политике и имперских амбициях. Однако, что интересно, сами чёрные в большинстве своем сочувственно отнеслись к идее вытолкать в шею головоногих.
— Мир — прекрасное место. За него стоит бороться! — доказывали общественные мыслители, призывая к крестовому походу.
БеЛ сочинял патриотические песни, призывая к реконкисте. ЧеКа в роли Химены его устраивала.
Водка губит народ, и он резонно полагал, что этим народом должны стать головоногие. А те ренегаты, кто их защищает… он намеревался с бою взять эту ренегатку.