— А для крысы я найду что-нибудь сладенькое, Маша, — хмуро проговорит Таганцев, — чтобы никогда больше в доме крысы не появлялись.
— Что именно, Владимир Николаич? — Машино лицо сделалось озабоченным.
— Таблетки какие-нибудь, порошок — есть разная отрава.
— Ой, не надо, Владимир Николаич!
— Почему же?
— Если крыса сдохнет в проёме, под полом — вони тогда не оберёмся. Она же преть будет.
— А ведь верно!
— Вы лучше мне доверьтесь, Владимир Николаич, я её изловлю деревенским методом, с помощью рукава вашего родителя!
— Что за рукав, Маша, ничего не пойму, — Таганцев нахмурился, — вы говорите, рукав, да рукав, а я слушаю, но ничего не понимаю. Рукав, да рукав…
— Да у вашего папаши была бекеша, он на охоту в ней ходил. А потом бекешу продырявила моль.
— Откуда ты знаешь, что отец на охоту ходил именно в бекеше? — удивился Таганцев. Он и сам этого не помнил, а Машин возраст — хоть и не положено придавать значение возрасту прислуги, — был куда более скромным, чем его. В ту пору, когда отец ходил на охоту, Маши не было на свете, а если и была, то размером не больше варежки.
— А мне сказывали, — расплывчато ответила Маша, и Таганцев одобрил этот ответ: прислуга должна знать не только родословную своих хозяев, но и родословную их одежды.
— Если понадобится, я бригаду моряков на помощь пришлю — всех крыс переловят, — пообещал Таганцев.
— Пришлите, Владимир Николаич, — Маша вздохнула. Таганцев ничего больше не сказал и ушёл к себе.
Днём крыса всё-таки влетела в рукав. Не понимая, в чём дело, проползла до самого конца, до зашитой через край проймы, почуяла, что это ловушка, шустро развернулась в тёмном душном нутре и с писком полезла обратно. Маша оказалась проворнее крысы, перекрыла ей выход.
Крыса забарахталась в рукаве, заметалась — рукав ходил, как живой, дёргался, полз по полу. Чтобы у крысы было меньше переживаний, Маша затянула и горловину, сам низ рукава, потом свернула рукав калачом и сшила концы.
Подумала, что крыса очень скоро задохнётся без воздуха, её можно будет вытряхнуть в ведро и отнести в отхожее место, но крыса не думала подыхать: жизнь без кислорода ей была так же привычна, как жизнь с кислородом. Выбрасывать вместе с крысой рукав было жаль — бекеша ещё могла пригодиться.
Таганцев сдержал слово: в прихожей раздался звонок.
— Сейчас, сейчас, подождите минуту! — выкрикнула она в прихожую, поскольку звонок работал, не переставая, закопалась в ключах, в запорах, а звонок всё продолжал бренчать.
На пороге стоял моряк, подтянутый, гибкий, с серыми весёлыми глазами. В бескозырке. На гвардейской георгиевской ленте — вытертая бронзовая надпись: название корабля, на котором он служил. Что за корабль это был — не разобрать.