— Что же вы, гражданин? — снова услышал он гулкий неприятный голос. — А? Чего же жить раздумали?
Лицо его обрызгали холодной, колючей, словно с мороза, водой. Таганцев снова застонал, повозил во рту чужим, будто бы одеревеневшим, языком и открыл глаза, увидел одутловатое бровастое лицо с тонким ртом и редкими рыжими усами. Лицо было знакомо. Таганцев попытался разобраться, вспомнить, кто это, но не смог, в голове было пусто, звонко, в черепе мёртво застыла боль, в воздухе плавали красные круги.
Над Таганцевым склонился надзиратель. Пальцами он подхватывал воду из большой алюминиевой кружки и сыпал капли в таганцевское лицо, будто горох, капли больно били по коже. Таганцев снова застонал.
— Очнулся, голуба? — гулко произнё надзиратель и, выпрямившись, отошёл в сторону, произнёс напоследок: — И молодец, что очнулся!
Надзирателя сменил следователь Сергеев.
— Как же это вы, Владимир Николаевич? — с состраданием задал он знакомый вопрос. — Зачем?
— А вы бы как поступили на моём месте? — сипло, с трудом ворочая языком, произнёс Таганцев. Он окончательно пришёл в себя, понял, что попытка покончить с собой не удалась. Внутри что-то мелко затряслось, заныло, каждая клеточка его засочилась слезами, он попытался встать, но не получилось — сил не было, и тело не слушалось его.
— Вы лежите, лежите, — успокаивающе произнёс Сергеев. — Вы сейчас как больной.
Таганцев, сцепив зубы, снова попытался подняться, но на него сверху обрушился сноп искр, он застонал и откинулся на спину. Он думал, что потеряет сознание, но не потерял — просто потолок камеры заездил перед ним из стороны в сторону, словно живой, на нём образовались свежие кровяные подтёки, такие красные, что они резали взгляд, красные, шустрые мурашки перебегали из одного подтёка на другой, будто из болотца в болотце, мешали взору. Таганцев застонал и откинулся назад.
Когда он проснулся утром, то увидел у своей койки часового с большой револьверной кобурой на бедре, косо оттягивающей пояс, проговорил насмешливо, хотя эта насмешливость далась ему с огромным трудом:
— Это что же, я снова арестован?
Человек с револьвером промолчал.
— Вы не имеете права говорить?
Часовой повернул голову. Таганцев увидел его глаза, холодные, будто кусочки льда, колючие, презрительно далёкие, понял, что с этим человеком он родился на разных планетах.
— Нет, — коротко и жёстко произнёс часовой.
Таганцев с трудом поднялся, подковылял к умывальнику, над которым прямо в стену глиной было вмазано маленькое, табачного цвета зеркальце — неровный неряшливый осколок, пригляделся к себе. На Таганцева из осколка смотрел совершенно незнакомый человек, затравленный, небритый, с маленькими китайскими щёлочками затёкших глаз, с багровой полосой, наискось пересекавшей ему шею, — грязное вафельное полотенце обезобразило кожу. Он потрогал пальцами кадык и чуть не вскрикнул от боли, повернулся всем телом, словно волк, сделал несколько шагов к койке. По дороге поймал холодный враждебный взгляд человека с револьвером, поморщился. Вторую попытку покончить с собой он уже никогда не сделает.