— Нет.
— Это страшно, Ольга! Человека выворачивает наизнанку, словно червя, перекручивает, из глотки лезет хрип, кровь, еда… Красиво люди умирают только на сцене.
— Смерть никому не дано сделать прекрасной. После того, что вы сказали… вы бы стали стреляться со Шведовым?
— Конечно.
— За что вы его не любите?
— А что вы мне предлагаете его полюбить? За какие качества? За прекраснейшие глаза, фанерные уши и то, что он умеет хорошо носить на голове фуражку? Голова, к слову, для другого… И уши не только для того, чтобы шляпа не съезжала на плечи.
— Да нет у него шляпы!
— Я его за то не люблю, что вы оказались рядом с ним.
— Не ревнуйте, Олег!
— Это не ревность. Это другое. Похуже ревности.
— Всё равно — ревность! Даже то, что похуже ревности — всё равно ревность, ревность! — Ольга, превращаясь в девчонку, капризно топнула ногой по полу.
Вот оно, полузабытое милое прошлое — оно возвращается. Олегу захотелось поцеловать её руку… Нет, не руку, поцеловать саму Ольгу. В голове даже звон возник, запела какая-то неведомая букашка, а может, не букашка — сверчок, лицо его посветлело, разгладилось, и он сделал шаг к Ольге.
Ольга, испугавшись чего-то, отшагнула от него в глубину прихожей. На лице Чуриллова ничего не изменилось, не дрогнуло, он наклонился к Ольгиной руке, взял её и прижал сухие тёплые губы к тонким, пахнущим чистотой пальцам.
— Извините меня, Ольга, я был очень невежлив. Я даже не поздоровался с вами. Здравствуйте, Ольга!
— Здравствуйте, Олег! — голос её был тёплый и по-прежнему нежный, но держалась она от него на расстоянии. Словно бы между ними что-то произошло.
Он подумал, что наверняка в этой квартире где-нибудь в тёмном закутке сидит Шведов и подслушивает их разговор, смеётся над Чурилловым, называя его про себя «манной кашей» или «гороховой шрапнелью», иначе зачем Ольге вести себя так? И Чуриллову сделалось горько. Он понял, что Ольгу ему уже не вернуть.
Коротко, экономя слова, Чуриллов рассказал, что видел в Кронштадте, перечислил названия кораблей, стоявших в порту, поделился соображениями об их готовности и откланялся. Даже не остался на чай.
— Олег, что произошло? — спросила на прощание Ольга.
— Ничего!
— Тогда почему такая перемена?
— Мне надо срочно возвращаться на службу. А потом… потом, вы не знаете, я ведь женат. У меня жена такая же дура, как и я, — пишет стихи.
— Мы с вами ещё увидимся, Олег? — Ольга то ли не расслышала, то ли специально пропустила сообщение насчёт жены.
— Да, — твёрдо сказал Чуриллов. Он знал, что ещё увидится с Ольгой, знал, как себя поведёт, знал, зачем ему это нужно.