Оказавшись в окрестностях указанной таинственным проводником точки, осторожность удвоили — дала о себе знать профессиональная паранойя — и к станции мониторинга приблизились уже чуть ли не ползком. К строению вела узкая тропка, вившаяся в каменном лабиринте склона, если не знать, что оно здесь есть, в жизни не отыщешь. Впрочем, нос и уши вели моего напарника не хуже спутникового навигатора, мне оставалось лишь залечь за удобным валуном перед последним поворотом и заслать Петровича на разведку. ППМ послушно отобразил вид от первого лица с высоты кошачьего роста, когда напарник привычным стелющимся способом движения направился к стандартному жилому боксу вроде тех, в которых мы на Пятачке обитали. Правда, к торцу модуля был пристроен еще один, совсем уж миниатюрный и угловатый, ощетинившийся венчиками антенн и короткими штырями приемных контуров разнообразных датчиков. В подобной машинерии я разбирался слабо, но и моих знаний хватило, чтобы уверенно распознать в них оборудование стандартной многофункциональной станции мониторинга. В свое время нам с Петровичем пришлось сопровождать и метеорологов, и сейсмологов, и много еще кого, так что визуально отличить научные приблуды от, скажем, постановщика помех я был в состоянии.
Полностью слившийся с каменистой тропкой кот преодолел уже половину пути, когда на крыше модуля кто-то ехидно каркнул, а потом неумело сымитировал раздраженный мяв. Петрович вздернул голову, направление на звук он засек безошибочно, но разглядеть в кромешной тьме я ничего не сумел. Разрешающей способности камеры не хватило, все же ППМ не ноктовизор. Однако для напарника загадочный пересмешник не остался незамеченным: кот пренебрежительно фыркнул, и я почувствовал на языке противный вкус перьев, отчего мне незамедлительно приспичило чихнуть. С трудом сдерживаясь и уже понимая, в чем тут дело, я решительно направился к модулю, но до напарника дойти не успел: с крыши бокса спикировала какая-то тяжелая птица и попыталась долбануть клювом объектив камеры на ППМ. Петрович, ясное дело, над казенным имуществом надругаться не позволил — махнул лапой, мягко подпрыгнул, клацнув зубами, и я принялся отплевываться, откинув забрало: свежее перо и мелкий пух оказались куда противнее на вкус, нежели воспоминание о них. Пострадавший птиц обиженно кудахтнул и ретировался обратно на крышу.
Прижавшись спиной к валуну на изгибе тропы, я взял входной шлюз модуля на прицел и позвал вполголоса:
— Миша! Кульман!.. Выходи давай.
Некоторое время ничего не происходило, только вернувший свой естественный цвет Петрович гордо вышагивал у самого порога, небрежно пережевывая хвостовое перо, да попугай попискивал где-то сверху. Затем внешняя створка шлюза уехала вбок, и из тамбура высунулась хорошо различимая в ноктовизор растрепанная кудрявая голова с характерным носом.