Франс подумала и, наконец, ответила:
— Что ж, я готова рискнуть!
В восемь утра в субботу он заехал за сестрой, которая жила в доме их родителей, и застал ее уже одетой для поездки за город. Она заявила, что вполне готова. Когда он открыл для нее дверцу машины, Франс заметила:
— Погода сегодня не особенно приятная.
Она была права. Над Лондоном ползли тучи; они двигались на восток, в сторону Эссекса. Казалось, тучи следуют за ними по пятам. Яркий свет вдали, над Северным морем, померк. К тому времени, как они свернули с шоссе на проселочную дорогу, небо у них над головами приобрело серо-стальной оттенок. Пейзаж болотного края показался им обоим бесцветным и мрачным, не представляющим собой никакого интереса. Здешняя почва не подходила ни для посевов, ни для пастбищ. Ратлидж решил, что жители побережья в основном зарабатывают на жизнь рыболовством и вообще всем, что дарит море.
Франс спросила:
— Ты уверен, что любопытство влечет тебя именно сюда?
Ратлидж наконец увидел впереди нужный поворот.
— Ну, пусть будет не любопытство, — ответил он, — а внезапное и непреодолимое желание кое-что выяснить. В этой части Эссекса я ни разу раньше не бывал.
— Откуда же ты знаешь, где поворачивать?
— Я, к твоему сведению, заранее изучил карту.
Река на время скрылась из вида за широкой полосой спартины — болотной травы — и искривленных от ветра деревьев. И все же серая лента воды, похожая цветом на олово, мелькала вдали, не давая забыть о ее присутствии. Она быстро и тихо несла свои воды в море.
— Что-то мне здесь не очень нравится, — призналась Франс спустя какое-то время, пристально глядя на воду. — Что на тебя нашло? Почему тебя вдруг так потянуло сюда?
— Любопытство, — ответил Ратлидж. — Я ведь тебе говорил.
— М-да… должно быть, тебе ужасно не хватает в жизни развлечений. А мы не могли бы отправиться исследовать, например, Суррей? Или Оксфордшир? В Суррее немало милых ресторанчиков. Да и в Оксфорде тоже.
— По-моему, к вечеру ты заговоришь по-другому, — осторожно ответил Ратлидж. Правда, в глубине души он сомневался в справедливости своих слов.
Дорога начала сужаться; впереди показались ворота. Ратлидж подумал, что, вероятно, во время войны здесь было более оживленное движение, теперь же обочины поросли травой, утратив очертания.
Высокие каменные столбы тоже заросли; протянутая между ними ржавая цепь, видимо, призвана была отпугивать незваных гостей. На верхушках столбов красовались каменные ананасы — символ гостеприимства. Левый ананас обвил плющ; правый был частично обрушен и побелел от птичьего помета. Ратлиджу показалось, что верхушку ананаса отстрелили — во всяком случае, на это было похоже.