«Мой дорогой неисправимый Дон Кихот! Карина заехала за нами пораньше, чтобы я помогла ей с праздничным столом. Сейчас сидит внизу в машине, ждет нас. А ты захвати, пожалуйста, подарки. Я их специально оставила дома, чтобы вручить только с боем курантов и раньше времени не смущать детишек!
Постарайся приехать к нам еще до наступления следующего года!!! Ждем!
Целую, твоя Лиза».
Внизу рукой Игната был пририсован сильно заваливающийся на бок полосатый кот, какового я узнал только потому, что сам учил сына рисовать кошек. Надо заметить, что я очень плохой рисовальщик, и потому Игнатовы коты всегда получались весьма уродливыми. А этот, который исключением не стал, явно был готов зарыдать. Под рисунком Игнат написал: «Это папа». Впору было подивиться детской прозорливости. Внутренне я рыдал.
Я любил их обоих без памяти, а о том, что Лиза станет моей женой, мечтал с детства. Милая Лиза… Она вызывала во мне непроходящую, мучительную нежность. Хрупкая, невесомая, она будто парила над землей, а я рядом с ней казался себе слишком тяжеловесным, слишком неуклюжим. Легкая, воздушная, фантазерка, искрящаяся весельем, она была в то же время и очень земной, и практичной. Она была мудрой, моя Лиза. Парадоксально мудрой, вопреки здравому смыслу. То, что она говорила, в чем уверяла, порой казалось бессмысленным и бестолковым, но потом становилось совершенно очевидным, что именно одна Лиза и была права. И от каждого ее очередного провидения и предвидения у меня всякий раз тревожно билось сердце, и хотелось удержать в душе этот миг погружения в безоглядные Лизины дали. Но потом эти дали опять затягивались туманной дымкой, я снова возвращался на землю и снова начинал подвергать сомнению доводы жены и пренебрегать ее советами, тем более что и сама Лиза уже не парила над буднями, а распоряжалась сиюминутными делами, обыденными и привычными.
Крутя в руках ярко-оранжевый сверток с подарком, я вдруг вспомнил, что впервые увидел Лизу с рыжим апельсином в руке. Нам было по десять лет…
Мне сразу захотелось опуститься на диван, закрыть глаза и предаться сладким воспоминаниям, но я понимал, что времени на это у меня нет.
Я отыскал на антресолях корзину из ивовых прутьев, которую нам как-то подарили Караяны. Мы никак не могли найти ей применения, и я обрадовался, что сегодня могу дать понять Карине – их подарок служит нам самым замечательным образом. Я сложил подарки в корзину, затем тщательно побрился, чтобы дамы, которым предстояло поздравить меня с Новым годом, могли ощутить бархатистость моих щек. Вылив на себя чуть ли не четверть флакона туалетной воды, запах которой особенно любила Лиза, я вышел из дома.