– Да, конечно, видел.
– Вы сказали ей о том… ну… что Герман…
– Нет… Я не смог…
– То есть она этого так и не узнала?
– Пока нет…
– Пока? То есть с ней все в порядке?
– Ну… В относительном… Если не считать, что она мертвецки пьяна, то… пожалуй, да, пока все в порядке. Не знаю, что с ней станется, когда она узнает о смерти мужа. Поскольку я полицейским сказал, что сам к ней съезжу, вряд ли кто-нибудь еще явится к ней с этим сообщением… Сейчас… – он посмотрел на часы, – народ еще отсыпается после новогодней ночи…
Мне плевать было на тех, кто отсыпается, и потому я снова спросила о Еве:
– Она пила при вас?
– Ну… при мне тоже пила… Я пытался у нее отнять, поскольку она и без того была уже хороша, но… Похоже, виски для нее был лекарством от нервного перевозбуждения…
– То есть она пила виски?
– Да.
– И, конечно же, со льдом?
Журналист пожал плечами и сказал:
– Ну, да. Она просила положить лед в стакан.
– Вы хотите сказать, что Ева пила виски со льдом… И ничего?
– Лед я не успел ей положить… Она выпила целый стакан неразбавленного виски и буквально…
Журналист осекся и замолчал. Он явно начал прозревать. Похоже, до этого он действительно не догадывался, кого мы с Бусем хотели отравить. Это ведь лежало на самой поверхности. Кого могут захотеть отравить любовники? Конечно, того, кто им мешает. Но этому Дон Кихоту, который вечно будет любить жену, похоже, не могло прийти в голову, что кто-то захочет отравить свою Дульсинею, когда она перестанет казаться совершеннейшей из женщин. Для него собственная жена всегда будет оставаться совершенством. Ей, конечно, можно только позавидовать… Возможно, Вишневский предполагал, что мы отравили моего мужа… Впрочем, то, что он считал раньше, не имеет ровным счетом никакого значения, поскольку сейчас он уже все понимает правильно.
– То есть… вы хотели… – начал журналист, – отравить жену господина Панкина? Но она же…
На его лице промелькнуло такое трогательное выражение, что я усомнилась в его донкихотстве. Неужели? Неужели эта чертова Ева зацепила даже его, такого честного и принципиального? Что же Бусь сделал не так? Да, мне бесконечно жаль Германа, но почему эта тварь жива?! Почему она не пила виски со льдом до прихода журналиста? После скандалов с мужем и со мной она просто обязана была напиться!
– Не может быть… – прошептал Вишневский побелевшими губами.
Я усмехнулась и ответила:
– В этой жизни все может быть! Ведь умудрилась же как-то Ева не напиться до вашего прихода, хотя должна быть даже не просто мертвецки пьяной… Она должна быть окончательно и бесповоротно мертва!