Прыгунов звали Хаала и Батани. К Артёму они отнеслись дружелюбно, но без особого интереса. Они наперегонки, очень ловко взбирались на дерево, пробегали по нависающей над водой горизонтальной ветке и бултыхались в воду, стараясь поднять как можно больше брызг.
Артём тоже разбежался как следует, крутанул сальто и вошел чисто, как нож в масло.
Вынырнув, с удовольствием убедился, что сумел произвести впечатление. Хаала, молодой парень, сложенный как гимнаст, с ходу попытался повторить прыжок, треснулся о воду спиной, обиделся и уплыл, а Батани и Пута остались и через полчаса научились вполне сносно прыгать «ласточкой». Как выяснилось, раньше им просто не приходило в голову, что можно нырять головой вниз.
Артём смотрел на них и удивлялся. Эти двое мужчин вели себя с поистине детской непринужденностью.
— Ар-тём! — донеслось со стороны поселка.
— Иди, — сказал Пута. — Архо зовет.
Архо звал не просто так — обедать.
У входа в одну из хижин на корточках сидела женщина лет тридцати — тридцати пяти (по меркам двадцать первого века) в кожаном переднике. Перед ней горел костер. В середине костра лежал плоский камень. На нем, как на сковородке, шипели тонкие ломтики мяса. Рядом на широких листьях лежала кучка уже готовой жаренки.
— Мы голодны, мать, — сказал Архо.
Женщина пробормотала что-то — Артём не понял.
Архо засмеялся, откинул входной полог:
— Входи, — сказал он Гриве.
Конструктивно эта хижина была очень похожа на дом Шадаквы, но здесь было намного светлее — верх «крыши» был раздвинут, просвет прикрыт кожаным «тентом», защищавшим от солнца.
Архо взял прислоненную к стене раму на четырех деревянных ножках и поставил посреди хижины, положил сверху жесткую, как фанера, толстую шкуру.
— Кто? — спросил Грива.
Архо назвал зверя. Потом изобразил рога, бороду и хвост с кисточкой. Гну.
В хижину вошла его мать, неся жареное мясо на плоском глиняном блюде, а следом за ней, с фруктами и зеленью, девушка, которая провожала Артёма к Шадакве.
Увидев Гриву, она на мгновение замешкалась…
— Даша, — наконец-то представил ее Архо. — Дочь моей матери Пангун.
Вообще-то имя девушки звучало как Д’ша, но Грива решил, что будет звать ее именно Дашей. В крайнем случае Дашенькой — когда разберется со здешними суффиксами.
— Рад знакомству со столь очаровательной девушкой, — произнес Грива по-русски. — И с вами, госпожа, — он повернулся к Пангун. — Ваша стряпня пахнет восхитительно!
Разумеется, слов они не поняли, но уловили общий смысл.
— Кушать, — добродушно проговорила старшая. А младшая без всякого смущения коснулась ладошкой груди гостя: