- Сай... ты... - закончить фразу не успела, захлебнулась криком, откидывая голову назад, когда его губы прижались к ней...там. Её трясло от вожделения, она вся истекала жаркой, ненасытной страстью - его язык был сильным и требовательным, и он не знал сомнений, он хотел этого... сам получал удовольствие... от её криков и стонов что-то внутри вот-вот готово было взорваться.
- Саааймоооон!
Он поднял голову, облизываясь, наблюдая за ней, вспотевшей, обезумевшей, мечущейся по кровати, словно в бреду. Она разочарованно захныкала, не чувствуя больше его губ.
- Тихо, тихо, моя сладкая, - хрипло прошептал Саймон, - сейчас все будет...
Одежда слетела с него в мгновение ока, и он изнывающий от возбуждения, притянул её к себе. Головка члена скользнула по ней, снова, и ещё раз. Чуть погрузилась внутрь. Саймону показалось, что ее горячие губки поцеловали его, обхватили медленно, но нетерпеливо, дрожа, и он погружался в этот томительный поцелуй, сдерживаясь из последних сил, растягивая удовольствие, смакуя тот самый важный, самый сладкий момент, когда войдет в нее целиком.
Алёна сдалась первой, рванулась навстречу, обхватывая его ногами, прогибаясь в спине, и он оказался внутри так глубоко, как только было возможно. Она, вцепившись в его плечи, беспрестанно стонала, бормотала, выкрикивала его имя, подаваясь навстречу сильным толчкам. С каждым движением низ живота все больше наливался жидким огнем, и было так хорошо, так горячо, так невыносиииимо... Саймон держал ее крепко, не прекращая двигаться, пока она билась в его руках, а потом наклонился к ней, содрогаясь всем телом, сцеловывая слезы с её мокрых щек. Когда удовольствие растворилось, оставив после себя удовлетворение, расслабленность и глубокую истому, Алёна открыла глаза и счастливо улыбнулась. Саймон смотрел на нее, поглаживая ее влажные от пота бедра и живот, проводя пальцами по соскам, наслаждаясь прикосновениями к её бархатистой гладкой коже.
- Я люблю тебя, малыш, - задумчиво проговорил он, убирая за ухо длинную спутанную прядь, и с упрямством добавил на своем языке: - никому не отдам ни за что! И пусть катятся все к Мордреду.
...Он любил её до поздней ночи, пока она опустошенная и вымотанная не вырубилась у него на груди, опутав руками и ногами, словно лиана ствол дерева. А он, лежа без сна, ласково обнимал её, вспоминая каждое мгновение, каждый крик и стон, каждую черточку любимого лица, запрокинутого в порыве страсти. Когда забрезжил рассвет, впуская свозь неплотно закрытые шторы первый робкий лучик восходящего солнца, он вспомнил про пару колечек, найденных им на раскопках, и о том, что он тогда подумал, что они когда-то принадлежали двум юным влюбленным. Таким же, как они. Он тихонько, чтобы не разбудить Алёну, выпутался из сонных объятий и, наспех одевшись, рванул к себе домой, решив, что, видимо, сам Мерлин послал ему эти старинные колечки. Он не мог обручиться с ней без благословения матери и старшего брата, он вообще не знал, что ждет их впереди, но подарить любимой старинное кольцо он имел право.