— Тебе придется уехать, Сэриз.
Это был окончательный приказ, отданный джентльменом, посылавшим в атаку солдат. Однако страх заставил Энн воспротивиться.
— Я не могу, ваша светлость. Я не могу вернуться в Лондон.
— Почему нет? — вздернул голову герцог, вероятно, расслышав в ее голосе нечто особенное.
Боже мой, что она делает? Как последняя дура рассказывает ему правду. Но она не осмелится рассказать ему все до мельчайших подробностей, иначе он вызовет прислугу, чтобы та отволокла ее в ближайший магистрат. Там ей никто не поверит. Никто не станет слушать проститутку. Ту, которой пришлось ударить Мадам кочергой, чтобы спасти жизнь невинной девушки, и которая теперь обвинялась в убийстве. Энн не собиралась делать ничего такого. Только хотела помешать взбешенной Мадам застрелить четырнадцатилетнюю девочку. Но она убила Мадам, теперь ее будут судить и повесят за это убийство.
— Я… я солгала вам, ваша светлость, — дрожащим голосом произнесла Энн. — Я работала в борделе и сбежала. Если вернусь в Лондон, то ничуть не сомневаюсь, что хозяйка борделя меня найдет. Или велит какому-нибудь бандиту убить меня в назидание другим девушкам. — Господи, как легко, оказывается, врать. Когда от этого зависит жизнь.
— Ангел мой, вряд ли она тебя убьет. Сомневаюсь, что она станет так беспокоиться…
— Она станет. — Только Мадам уже больше ничего не может сделать. Зловещий рассказ о ее смерти уже появился в газетных новостях. Возможно, герцог еще не получил лондонских газет или ему еще не прочитали их. Но очень скоро он обо всем узнает. Ну разве не сумасшествие рассказать ему о побеге из борделя? Разве он не догадается, что она — та самая проститутка, которую подозревают в убийстве?
Энн тяжело сглотнула. Если он еще не знает, возможно, у нее есть шанс помешать ему это сделать. Пока он не услышал эту историю, здесь она находится в безопасности.
— Ваша светлость, пожалуйста, позвольте мне остаться и доставить вам удовольствие, как того хотел граф Эштон. Вы не видите это, но я… От побоев Мадам на моем теле все еще остались синяки. — Наверное, это крайняя степень отчаяния, если она стала рассказывать ему о побоях. Энн взяла руку герцога и коснулась своей талии, спины и плеч. — Здесь. И здесь. Повсюду синяки.
Энн затаила дыхание.
— Иди сюда, Сэриз, — протянул руку герцог, и Энн почувствовала невероятную легкость, в которой буквально растворилось ее сердце.
Если бы он считал ее убийцей, то наверняка не был бы так добр. Но все равно, подходя к герцогу Энн дрожала всем телом.
С уверенностью джентльмена герцог поднес ее руку к своим губам. Ему ничего не известно об убийстве Мадам. Иначе как он мог так нежно целовать ей пальцы?