— Он мне не… нравился. Мать продолжала ему отказывать, и он в конце концов пришел в ярость и… попытался принудить меня выйти за него замуж. Физически.
Девон обнял Энн, и она заметила, как бьется у него жилка на виске.
— Он изнасиловал тебя?
— Нет. Я бросила в него ночным горшком и намочила его безупречную рубашку и брюки. На мой крик примчалась мать и сбежалась прислуга.
— Ты спаслась с помощью ночного горшка. — Девон попытался привлечь ее к себе, но, вспоминая прошлое, Энн оставалась в напряжении.
— В ту ночь мать решила уехать. Мы отправились в Лондон. Мать нашла работу швеи и работала, пока не заболела и не начала слабеть.
Невозможно было выразить словами ее боль и печаль. Как Энн описать свои страдания, когда она наблюдала, как мать массировала свои сведенные судорогой руки? Свой гнев, когда от шитья при тусклом свете свечи у нее упало зрение? Или вину, которую она чувствовала, когда мать ограждала ее от тяжелой работы, воровства и проституции.
— А бордель? Как ты там оказалась?
— Туда меня привел один джентльмен и передал меня Мадам в качестве оплаты своих просроченных счетов.
— Кто это? — прорычал герцог. — Как его имя?
— Не имеет значения. Я… я подумала, что он захочет стать моим покровителем, но я была наивна и глупа. Он заботился обо мне только несколько недель. С этими деньгами я очень хорошо помогла матери.
— Сколько тебе было лет?
— Достаточно, чтобы понимать, что не следовало доверять ему.
— Твой возраст, — потребовал Девон.
— Мне было семнадцать.
— У меня четыре сестры, и я знаю, как наивна и мила в этом возрасте девушка. Назови мне его имя, ангел мой. Еще никогда в жизни мне не хотелось так уничтожить человека.
— Это не имеет значения. Он умер. Умер год назад от болезни, — быстро сказала Энн, чтобы смягчить гнев герцога. — Между прочим, мы встречались с тобой пять лет назад.
— Когда? На балу? В обществе?
— Господи, нет. В самый первый вечер, когда решила стать проституткой. Ты был первым мужчиной, к которому я подошла.
— Ты говоришь, я был у тебя первым? — вздернул брови герцог. — Неужели я лишил тебя девственности, не подозревая об этом?
— Нет. Ты посоветовал мне не торговать своим телом. И дал два золотых соверена просто так, сказал, что я хорошенькая, и отправил прочь.
— Мне приятно узнать, — его сердце стучало рядом с ухом Энн, — что я не… причинил тебе боли, любовь моя.
— Ты… Ты стал для меня героем. Однако в конце концов мне пришлось вернуться к театру «Друри-Лейн».
— Это тогда ты встретила этого другого мужчину? Похоже, я оказался не слишком хорошим спасителем.