— Нет, не злюсь. Поначалу, когда ты начала читать, было больно. Я отправился на войну сразу после смерти Розалинды. И сделал это, чтобы спастись от боли. Я надеялся, что боевые действия и риск не оставят в душе места для печали. Но это оказалось глупой ошибкой. Когда я попросил тебя перестать читать «Разум и чувства», понял, что совершил еще одну ошибку. Я не хочу больше прятаться, я хочу помнить Розалинду.
Энн повернулась и обхватила руками его лицо. Лошадь переступала с ноги на ногу, но рука герцога крепко обнимала ее за талию.
— Возможно, мне не следует этого делать, — прошептала Энн. — Оттолкните меня, если хотите. Но мне хочется поцеловать вас, ваша светлость.
Герцог прижал ее к себе, теперь их губы почти соприкасались, и они делили одно дыхание на двоих.
— Я очень сильно любил Розалинду, но ни одна женщина никогда не относилась ко мне так, как ты, мой ангел, — прижался он к ее губам.
Губы герцога касались ее губ так нежно, так мягко, что Энн пришлось закрыть глаза и уцепиться за его плечи, чтобы не превратиться в пудинг и не соскользнуть с лошади. Ее никогда не целовали так прежде. Она не знала, что от нежной ласки мужских губ хочется плакать. Теперь знает. Ее тело охватила медленная, сладкая истома, и Энн хотелось зарыдать.
— Почитаешь мне сегодня вечером опять, любовь моя? — оторвался от ее губ Девон. — Обещаешь?
— Конечно, — едва слышно прошептала в ответ Энн.
Неудивительно, что герцог захотел спрятаться здесь. Неудивительно, что он страдает от ночных кошмаров и пьет слишком много бренди. Энн расхаживала по своей спальне взад и вперед. Эта комната должна быть его спальней. Ей ужасно хотелось ему помочь, но она не знала, как это сделать.
Как это должно быть ужасно для него. Он отправился на войну, чтобы спастись от горя, а попал в окружение боли, жестокости и смерти. Он не дал себе времени погоревать о женщине, которую любил. Наверняка теперь это не дает ему покоя. В его сердце живет печаль по леди Розалинде, а также грустные воспоминания о войне, где он потерял зрение.
Как помочь ему преодолеть это? Энн не знала, как успокоить боль. Она и сама все еще с болью думала о своих родителях, о потерянном доме и отказывалась даже думать о Лонгсуорде.
Энн не могла не думать о его матери. Она мысленно представляла себе седовласую женщину, которая, склонившись над секретером, пишет письмо сыну, утирая слезы, которые изредка капают на бумагу. Неужели его мать, точно также как Энн когда-то, отказывается от еды и забыла про сон?
Энн не знала, как помочь герцогу преодолеть боль от потери леди Розалинды, но она точно знала, что может сделать для его матери. Герцог не должен узнать об этом.