Это решило исход дела. Нас отпустили. Выдранный из блокнота набросок остался начальнику отделения на память.
Вышли в метельную круговерть. Было уже без четверти одиннадцать.
— Христо, извини! Ты не представляешь, как нам повезло.
— Не бери в голову, — перебил меня Христо. — Он исполняет свою работу. Но я могу умереть от голода, не доеду до Москвы. Неужели здесь нет ресторана?
Оказалось, есть. Единственный ресторан, помещающийся на нижнем этаже перекошенной набок двухэтажной бревенчатой гостиницы, построенной наискось от лавры, видимо, ещё в былинные времена.
Ресторан работал! Мало того, наверху можно было снять номер на ночь. Что мы и сделали. Поднялись в натопленную комнатёнку, разделись, умылись. И сошли по скрипучей лестнице в залец ресторана. Уселись за свободный столик.
Посетителей осталось совсем мало. Несколько местных подвыпивших компаний тупо воззрились на нас.
Подошла полная, невысокая официантка в валенках, зато в кружевном кокошнике. Здесь было даже меню с вполне пристойным ассортиментом. Мы заказали графинчик водки, по порции маринованных маслят, гуляша, блинов и сыра к чаю.
Пьяницы продолжали таращиться.
— Какие лица! — восхитился Христо. Он вздумал подняться наверх за своим блокнотом.
— Угу. Таких у Рембрандта точно не было, — остановил я его. — Здесь это может кончиться скандалом.
Официантка принесла на подносе заказанное. На вид ей было под пятьдесят, лицо усталое. Переставляя тарелки на стол, женщина с любопытством поглядывала на моего гиганта, на его непомерно огромные усы. Когда она отошла и мы накинулись на свой ужин, из-за портьеры, прикрывающей вход на кухню, начали выглядывать головы других официанток в кокошниках и даже поварихи в белом колпаке.
Пьяницы, к моему облегчению, стали уходить. Мы остались одни.
Мягко ступая в своих валенках, официантка принесла счёт. Расплатились. Но она продолжала переминаться у стола.
— Дяденька, — наконец обратилась она к Христо. — Пожалуйста, покружите меня!
— То есть? — вмешался я. Просьба её показалась мне непонятной, дикой.
— Ресторан закрывается. Сейчас переоденусь, выйду на улицу, и вы покружите меня в метели. Век помнить буду! — Она робко улыбнулась, и стало видно, какой красавицей она была в молодости.
Когда мы вышли в метельную ночь, женщина уже ждала у ступенек гостиничного крыльца. В тулупчике, в повязанном вокруг головы красном платке с бахромой.
Христо шагнул навстречу, ухватил под мышки, приподнял и стал кружиться с ней в кружащихся вихрях снега. Оба валенка с её ног полетели в разные стороны.
Я подобрал их. …Лица кружащихся были так по-озорному радостны, что и мне перепала толика счастья.