Вдруг подумалось — заботы предстоящего дня можно запросто отринуть. И сделать то, что хочется, — просто выйти из дома.
В солнечном свете раннего весеннего утра шёл незнакомым предместьем по сиреневому, промытому дождями булыжнику мостовой.
Справа тянулись бедные домики с оградами, оплетёнными цветущими глициниями. Кое-где среди голубых спиралей глициний свисали на бечёвках сохнущие связки бычков и таранки.
Слева, в тени разросшегося куста цветущей сирени, стояла коляска со спящим младенцем. Никто её не охранял.
Иногда во дворах виднелись перевёрнутые вверх килем лодки, стояли прислонённые к деревьям весла, из чего можно было заключить, что где-то близко море.
Посреди мостовой неспешно тёк ручей, по которому плыли лепестки отцветшей сирени.
В безмолвном пространстве не было видно ни одного человека, ни одной автомашины.
Вдалеке показалось массивное здание железнодорожного депо под полукруглой крышей, и выдвинутый из него чёрный паровозище с длинным тендером. Словно похоронный катафалк на колёсах.
Из оконца паровоза выглянул измазанный углём, худой как черт машинист.
— Опаздываешь? — злобно крикнул он мне. — Тебе пора ехать! Время твоё вышло.
— Куда? — с ужасом спрашиваю я.
И просыпаюсь.
При первом взгляде на Васю сразу вспоминалось словосочетание «добрый молодец». Этот большой, ширококостный малый двадцати девяти лет отроду жил-поживал в городе Минске со своими отцом и матерью. О женитьбе не мечтал. Ни знакомых девушек, ни даже близких приятелей у него не было, если не считать нескольких церковных прихожан и священника, от которых он узнал о том, что христианин должен делать добрые дела.