Целый месяц находился штаб отряда вдали от Булева болота. Все было — и заметенные снегами дороги, и схватки с врагом, и голод, и цинга, и неуютные ночлеги возле костров, когда один бок греется, а другой коченеет...
Дней десять мы находились на базе отряда Козлова. Самого Василия Ивановича Козлова не встретили: куда-то уезжал.
Здесь подкормились, отоспались, подлатали одежду и обувь.
А в начале марта оставленный на Булевом болоте сержант Петрунин передал по рации:
«Немцы отводят свои части, оттягивают полицаев. Облава закончилась».
Наступило время вернуться в свой район действий.
Близилась весна, мы опасались распутицы.
— Сани бросать надо, — говорили бойцы. — Куда на санях?
И мы бросили сани, отбили у полицаев и немцев брички, стали грузиться вновь.
Прошло неполных восемь месяцев, как я спустился на парашюте в район безвестного Булева болота, но какими
[167]
же родными и дорогими показались мне его мхи и сосны после недолгой разлуки!
Уже хозяйничал март. Зима в Белоруссии вообще не жестока, а весна не запаздывает и приходит раньше, чем в центральных областях страны. Уже хлюпало под ногами, уже проглядывала на каждом бугорке пожелтевшая, белесая трава, уже лоснилась земля на полях.
Первые объятия на заставах с бойцами Петрунина, первые рассказы о пережитом...
Моя землянка была цела. Нетронутой осталась и землянка радиоузла.
Бойцы распрягали коней, тащили пожитки и снаряжение, и каждый, похоже, ощущал то же, что и я: вот вернулись домой, надо поскорее устроиться.
Из рассказов Петрунина узнали, что немцы и полицаи спалили все деревни в нашем районе.
— А люди?
— Люди в лесу пересидели, теперь на пепелища выбрались.
— Где же они там живут?
— Э, товарищ майор... В золе роются, словно прошлое счастье ищут. Кто где прилепился. Большинство — в землянках горюет.
— Едят что?
— Да какое — едят... Кору трут. Мороженый картофель собирают.
— А вы как устраиваетесь?
— Экономили с продуктами. Ну и на дороги посылали ребят. Пощупали фрицев...
На следующий день пришел Ильюк. Наш «комендант» выглядел крепким, но глаза у него запали и смотрели тревожно.
— Что будем делать, Илья Васильевич?
— Об этом и я вас спросить хотел, товарищ командир. Плохо... Сейчас уже народ голодает. А дальше и не знаю, как будет... Начисто без хлеба остались.
— Сеять надо.
— Оно, конечно, сеять... Да как? Зерна нет, лошадей нет, инвентарь — и то поискать придется. Гитлерюги все ломали и жгли.