В деревне жили не только неграмотные селяне: каждый базарный день между загоном для гусей и ларьком со спиртными напитками, вокруг которого были расставлены лавки для пьянчуг и торговок, ставил свою ослиную повозку цензор. Ударив пару раз дубиной, он заставлял бедное животное кричать, и тогда мы понимали, что цензор готов приступить к работе. По совместительству он также был книготорговцем, но основное его ремесло заключалось в том, чтобы осторожно делать купюры в книгах при помощи длинной бритвы - еще более чистой и блестящей, чем у цирюльника. Как многие люди, ловко орудующие пальцами, он не умел читать, но это пустяки, ведь никто и не просил его оценить то, что он цензурировал. Ему просто приказывали, протягивая книгу, вызвавшую недовольство:
- Вот, вырежи мне это и это, и еще эту страницу, и эти две строчки, и еще вон те две.
Так мы избавлялись от непонравившихся отрывков. Но цензор был единственным человеком, который покупал и перепродавал книги - мы брали их только у него и ему же возвращали. Поэтому от изданий, слишком часто переходивших из рук в руки и сокращаемых в зависимости от вкусов читателей, вскоре оставался лишь пустой картонный переплет, с которого порой исчезали название (бывают плохие названия) и даже фамилия автора (встречаются неприемлемые фамилии).
Зато цензор заботливо сохранял страницы, которые мы заставляли его вырезать, складывал их в ящик и затем перепродавал: три гроша за пригоршню, если вытаскивать наобум, и пять, если тщательно выбирать.
Одним словом, чтива нам хватало.
ПАПЕНЬКИН И МАМЕНЬКИН СЫНКИ
Когда в пору моей юности мы отказались отмечать рождение тринадцатого ребенка, сдирая кожу с одного из других, ребятишки тотчас решили, что им все позволено. Они не хотели больше терпеть порку бичом со свинцовыми шариками и предложили завести столь замечательный обычай, что деревенский совет мгновенно согласился.
Бедные родители! Ведь советы состоят из стариков, которых интересует лишь свеженький эпидермис. Как будто рубцы от бича на детских ягодицах не были столь же прекрасны, как морщины на лицах стариков, и не символизировали, подобно этим лицам, обретение мудрости!
В общем, у нас запретили бить мальчиков (но не девочек, и это справедливо). Точнее, родители больше не имели права наказывать своих собственных парнишек и вынуждены были обходиться дежурными детьми, что ожидали на видном месте в аллее.
Мальчики для битья установили между собой очередность и каждую неделю парами сменяли друг друга. Они возвели навес, под которым расставили табуреты, а затем надели атрибуты: папенькин сынок прицепил на шею дряблый, капающий член хряка, а маменькин повесил на себя старое говяжье сердце, отваренное и мумифицированное.