— Владимирос! Фиш! – сказал он, указывая на фотографию, висящую над столом.
На фотографии был изображён он сам рядом с подвешенной к какой‑то балке огромной рыбой.
Отец и сын объяснили, что год назад он поймал её со шлюпки на мой спиннинг, находясь во время летних каникул на острове в их фамильном доме, где я жил.
Я потрепал тинейджера по голове. Мальчик перевёл взгляд с меня на отца. Словно погас. Снова уселся за свои уроки. И я вспомнил фразу Константиноса: «Жена и дети знают».
Он завёл меня в свой ещё не обжитый кабинет, слишком маленький для его внушительной фигуры. Раскладная кровать, стол с компьютером и телефоном у окна, два стула, да громоздящиеся у голой стены, так и не подвешенные книжные полки.
Молча сидели мы на стульях посреди комнаты, пока в проём приотворившейся двери не всунулась голова Галины Михайловны.
— А меня на экскурсию не взяли… Я тут ещё ни разу не была.
Константинос вздохнул, сказал, что через полчаса мы все едем ужинать в ресторан на берегу моря, и отправился показывать комнаты.
А я стал спускаться по винтовой лестнице. Глядя сверху на то, как хозяйка снова обносит коктейлями и маленькими сэндвичами гостей, на фиолетовую Люсю с её младенцем, на всю эту благопристойную обстановку, я почувствовал себя одним из героев какого‑то поганого голливудского фильма.
…Уже не на двух, а на трёх машинах с вновь прибывшими гостями подъехали мы в сумерках к длинному сараю на берегу моря. Это и был рыбный ресторан.
Внутри перемигивались гирлянды разноцветных фонариков. На сервированном столе перед каждым прибором стояло по подсвечнику с горящей свечой.
Константинос расцеловался с хозяином – бородатым здоровяком в белом переднике, с его смешливыми дочерьми–помощницами, широким жестом показал гостям, чтобы рассаживались. Сел сам, посадив меня по правую руку. Слева села его жена, за ней – дети.
Люся оказалась напротив нас. Гришка мирно спал рядом с ней в раскладной коляске.
Судя по тому, как хозяин и его помощницы шустро вносили откуда‑то извне и водружали на стол только что приготовленные дары моря, меню было заранее согласовано по телефону.
Не стану здесь подробно описывать, что мы вкушали, чтобы не вызвать нехорошего чувства зависти. Достаточно сказать, что для начала каждому были поднесены тазики с водой, где плавали нарезанные кружочками лимоны, и мы омыли руки, а потом подали бутылки с ледяным шампанским и к нему горы живых устриц, сдобренных лимонным соком.
Пусть тебя утешит то, что белое греческое вино «рецина», которое в изобилии появилось позже, показалось мне отвратительным.