Двое других, видимо, сбежали. Тотенграбер не стал догонять их, просто повернул в ту сторону, куда шёл раньше, и побрёл дальше, стараясь оттереть лицо от дерьма. Ему вслед доносились вопли. Крики страданий. Но это не доставляло могильщику удовольствия, хотя несколькими секундами раньше он был уверен, что крики страданий его мучителей будут казаться ему божественной музыкой.
Всё это Велион вспомнил, когда старался отмыться от дерьма и крови — своей и чужой — в холодном ручье. Злость, ненависть, кровавый туман, застилающий глаза, крики раненых и умирающих. Воспоминания путались, мешались, мельтешащую в голове картинку будто что-то застилало. Состояние самого могильщика не способствовало улучшению памяти — жутко щипало рану на голове, саднило всё тело. Ледяная вода размыла корку спёкшейся крови на голове, по щеке и шее снова потекла кровь, разбавленная водой. Тотенграбер вспоминал последствия той расправы, но то, как он убивал, не отложилось в голове. И могильщик был рад этому. Он надеялся лишь на то, что не убил детей, проклинал себя за то, что сорвался. Его ведь уже не в первый раз закидывали камнями… Наверное, достаточно было всего лишь снять перчатки, прежде, чем показываться на людях, но он не снимал их. Наверное, из-за того, что ему было всего лишь двадцать, и он верил в свою исключительность, а перчатки были вещью, подчёркивающую её. Вот и доподчёркивался…
Кое-как отмывшись, Велион пошёл дальше. Могильщик опасался погони, но её не было. Наверное, крестьяне испугались, решили, что мстить будет себе дороже. Но тотенграбер продолжал упорно шагать, чтобы уйти как можно дальше от этой деревни. Чем больший кусок дороги будет отделять его от места кровавой расправы, тем меньше останется воспоминаний, так думал могильщик в те часы. Но лица убитых и покалеченных крестьян возвращались, каждый раз немного меняясь. Через некоторое время Велион был абсолютно уверен в том, что убил детей. Потом он вообще перестал думать, просто шагал, как кукла, которую потянули за верёвочку. Картины кровавой расплаты стали просто кошмарным сном.
Вечером, уже после заката, Велион, совершенно обессилев, упал на дорогу. Полежав некоторое время, он попробовал проползти дальше, но ничего не вышло. Некоторое время могильщик отлёживался, потом, наконец, смог отползти с дороги на обочину и опереться обо что-то спиной. С трудом оглядевшись, он понял, что находиться на окраине какой-то деревеньки, лежит, прислонившись спиной к покосившемуся плетню. Удивительно, но это его даже успокоило.
«Сейчас они соберутся, — подумал могильщик. — Соберутся в толпу и начнут кидать в меня камнями, выкрикивать оскорбления… и я умру… не в могильнике, как собирался, а забитый камнями деревенскими уродами. Да и чёрт с ним».