— У вас галлюцинация, Савельев, — тихо промолвила Потоцкая. — Уж я-то вижу прекрасно, кто это. Это мой первый муж. Он всегда, ежели сцену ревности закатывал, грозился удавиться.
— Ляля, перестаньте кокетничать, наденьте, наконец, очки. И увидите: это мой оператор.
— Вон ваш удавленник идет, — сказала Катриона.
На песчаной полосе за островом возникли милиционеры, помреж, Тхоржевский, хозяева дачи над обрывом, Рыжик с двумя приятелями.
— Теперь-то вы видите, что это вылитый Есенин?
— Я вижу, что это Никитин.
— Ляля, — спросил, закуривая, приободрившийся Савельев, — кто был ваш первый муж?
Потоцкая утирала слезы махровым полотенцем.
— Я ему изменяла, — всхлипывала она. — И он это знал, знал, знал…
— Это я его первый увидел! — сказал Рыжик. — Это я его нашел!
Вода замерла, застыла, пруд уподобился хранящему коды условных отсветов и отражений зеркалу, в чьей ртутной амальгаме отражался вниз головою удавленник; и сколько бы обликов ни менял он, отражение оставалось неизменным, настоящим и даже более того: верным правде жизни.
— Вельтман, вы немец или еврей?
— Я русский.
— С такой фамилией?
— Ну, женились, женились на русских женщинах, одна фамилия в итоге и осталась.
— А изначально-то, изначально кто был? Кто был первый Вельтман, женившийся на русской бабе?
— Почему бабе? Может, даме, — молвил Нечипоренко, закусывая огурцом.
— Что вы, Савельев, к нему пристали? — спросил Урусов лениво. — Вечная история. Как с пьяных глаз, так непременно о евреях. Шовинизм, если хотите знать, антисемитизм, если угодно, — одно из проявлений алкоголизма. Входит в синдром. Давно англичане исследованиями доказали.
— Ну, это вы хватили, — сказал Вельтман. — Среди нацистов полно было непьющих и ведущих здоровый образ жизни.
— Латентная форма, — важно произнес Урусов. — Вельтман, а вы не потомок знаменитого литератора?
— Может, и потомок. Мглой неизвестности покрыто. В годы советской власти модно было предков не иметь. Особенно если предки — дворяне, богатые крестьяне, купцы, царская челядь, интеллигенция гнилая, немцы, евреи, репрессированные, не знаю кто… Анекдот про ходоков помните?
— Помним, помним, — покивал Нечипоренко, закусывая сардинкой. — Вообще-то, их два: «Кто нагадил в коридоре Смольного?» и «Феликс Эдмундович, гасстгеляйте, пожалуйста».
— Нечипоренко, в ваших талмудах есть что-нибудь по национальному вопросу?
— У него там энциклопедия русской жизни XX века.
— Разумеется, — отвечал Нечипоренко, с готовностью доставая из своей холщовой художнической сумы нужную тетрадку.
«В „Воспоминаниях“ Орбели: будучи старостой курса в Военно-медицинской академии, Орбели хлопотал о денежном пособии для неимущих студентов. Он столкнулся с пренебрежительным отношением и отказом в помощи со стороны профессора терапии Шерешевского, секретаря Общества русских врачей в Петербурге, только из-за того, что в списке, была одна армянская фамилия. Ш. отказ свой мотивировал в такой форме: „Что вы мне всяких мянцевшванцев приносите? У нас Общество русских врачей“. Узнав об этом, Павлов возмутился, лично вмешался, пособие было получено».