– Нет, я сыт.
– Знаешь, Лидка хочет на майские поехать в Таиланд.
– Флаг ей в руки.
– Может быть, и нам?
– Ни за что.
– Ты никогда не интересуешься моей жизнью!
– Вот только не надо!
Александр Евгеньевич просто перестал понимать, зачем ему все это надо. В его существовании наступил период, когда чистые носки стало проще просто купить, честное слово. Зачем ему жить с этой женщиной, которой он действительно не интересуется и не хочет интересоваться. Которую не хочет, в конце концов. Из какого такого чувства ответственности, из какой привязанности? Да, он всю жизнь считал себя глубоко порядочным человеком. Более того, он точно знал, как делать хорошо, как плохо и как он лично никогда бы не стал поступать. Женщин обижать нехорошо. Родителей надо чтить. Воровать нельзя: тебя посодют, а ты не воруй. Надо быть добрым, ответственным. И ты в ответе за того, кого приручил. Но что, если тебе почти сорок, и ты просто больше НЕ МОЖЕШЬ видеть эту женщину ни по утрам, ни по вечерам? Что бы в этом случае сделал его досточтимый закононепослушный братец? Что бы он сделал, черт возьми, если бы ему Лидка стала омерзительна?
– Я буду ей помогать, – оправдывался сам перед собой Александр Евгеньевич.
– На хрен было тогда жениться? – только пожал плечами Пашка, узнав, что Марину можно больше уже не приглашать на семейные праздники.
– А я ее все равно приглашу, – из чистой своей стервозности сказала Лидка, и Марина по ее приглашению стала попадать на абсолютно все торжественные и не очень даты. Даже на золотую свадьбу родителей зачем-то ее притащила. Вернее, вполне понятно зачем – только чтобы досадить шурину.
– Мне все равно, – сказал Александр Евгеньевич и даже стал подыгрывать в этой нелепой Марининой игре «мы с тобой все еще очень близкие люди, несмотря на то, что разошлись». Зачем лишать человека удовольствия? Вот когда она наконец найдет, в чьи руки еще упасть перезревшим плодом, он тихо отступит в тень и перестанет с ней общаться вообще, а пока…
Пока Александр Евгеньевич крайне нервно относился к отношениям с женщинами. Обжегшись на молоке, так сказать, усиленно дул на воду. А тут, понимаешь ли, Жанна Владимировна с ее тонкими чертами, удивительно спокойным добрым лицом, с ее нервными пальцами без маникюра и глазами, которые все понимают и все видели. Включая его брата на операционном столе. Право, Александр Евгеньевич впервые за долгое время совершенно не знал, что делать и как вообще справляться с такими чувствами, от которых кружится голова. Да что там – за долгое время. Что-то он, при всем старании, так и не смог вспомнить, чтобы он вообще когда-то переживал что-то подобное.