Свадьба, говорят… многое говорят, а где правда — я не знаю.
Свадьба.
Четыре дня пути. И свадебный поезд роскошен.
Громогласные глашатаи криком и ревом труб возвещают о его приближении. И три дюжины отборной отцовской стражи берегут покой невесты. Ползут за возком повозки, доверху солью груженые, сундуками, в которых и серебряные бруски, и золотой песок, и меха, и наряды…
Ерхо Ину спешит показать: ничего не жаль ему для любимой дочери.
Достойно войдет она в мужнин дом.
Возок плывет мягко. Покачивается, убаюкивая. И двери его заперты снаружи. А я, завернувшись в плащ с лисьим подбоем, улыбаются собственным мыслям, безумным, как и подобает тем, которые милы Кеннике.
Сколько раз мечтала я прокатиться на этом возке?
Примерить нарядные сапожки?
И платье, пусть бы самое плохонькое из тех, которые носила моя сестрица?
Сколько раз представляла на своих руках ее перстни и даже ощущала тяжесть браслетов.
И вправду тяжелы, что оковы, рук не поднять…
Вскидываю, но не слышу радостного звона, который был в тех моих мечтах. Трогаю пальцами монеты ожерелья, пересчитываю, но никак не сосчитаю.
Скоро уже, Аану, скоро…
Скрипят колеса, давят сухие придорожные травы, оставляют на песке след, который вскоре затеряется среди других следов. Сотрут его подковы, затопчут сапоги стражи. И отцовская нога печатью запечатает. Ерхо Ину, как и положено обычаем, сам возглавил поезд. Стоит выглянуть в окно, прозрачным стеклом забранное, и увижу его спину, и алый плащ, стекающий с плеча, и руку, что лежит на поясе, расшитом серебряными бляхами.
И плеть в руке…
Но будущего я страшусь сильнее, чем плети.
Беги, Аану…
Куда?
Куда глаза глядят. Дождись ночи, выскользни тенью, как делала уже, пусть бы и в Лисьем логе. Что стоит раствориться тени среди иных теней? Их множество в лесу.
Беги… быстро беги. От отца.
От братьев, которые кинутся по следу, даром, что стерегут тебя так, будто ты и в самом деле любимая сестрица… они даже стали добры. Им пришлась по нраву отцовская затея.
Сбегу.
Я давала себе слово каждый вечер, но поезд останавливался, и мой возок окружали костры, а лес, такой близкий, уже не казался надежным прибежищем. Напротив, разум твердил иное.
Куда бежать, Аану?
От кого?
От отца? От родичей? От будущего мужа?
Ты еще не видела его, а уже дрожишь, будто бы вовсе нет в тебе крови Ину.
Да и кем будешь ты там, в большом мире, который и видела-то издали. Разве сумеешь выжить одна? Или же сгинешь в лесу, в том самом, который мнишь спасением? Там звери.
А за лесом — люди.
И будут ли они добры к безродной чужачке?
Я отступала.