Кейсо дул на озябшие пальцы и хлопал себя по щекам, чтобы к ним кровь приливала. Он вздыхал и брюзжал, жалуясь на осень, погоду, дожди и дороги, которые развезло.
И Янгхаар привычно кивал, думая о своем.
Он не убил Олли Ину, но теперь не знал, что с ним дальше делать. И совет, которые столь щедро раздавал Кейсо, пригодился бы. Вот только рассказать о поединке не получилось. Янгар начинал, но останавливался, понимая, что не в силах объяснить, почему поступил именно так.
— Взрослеешь, — Кейсо, избавившись от необъятной кожаной куртки, на которую по его уверениям, ушла кожа трех матерых кабанов, позволил мальчишке стянуть сапоги.
Подали войлочные тапочки, нагретые изнутри кирпичами.
И теплый байковый халат.
— Что ж… — с кряхтением и стонами Кейсо прилег на шкуры и погладил живот, который, как показалось Янгару, с прошлого раза стал еще больше. — Не убил — это хорошо… В смерти нет смысла.
Он принял чашу с горячим молоком, в которое сам добавил меду, едва ли не больше, чем молока. И поставив на живот, обнял ее ладонями. Грелся.
Кейсо и вправду не любил холода, хотя приходилось ему и босиком по снегу ходить, и спать в этом самом снегу, зарывшись в сугроб с головой. Он повел ладонью над чашей, собирая крохи тепла, и сказал:
— Будь готов, что тебя не поймут. Для некоторых бесчестье — страшнее смерти.
Ничего не может быть страшнее смерти.
Но чтобы понять, нужно умереть или даже умирать, раз за разом, доходить до края и возвращаться.
— Присядь.
Янгхаар сел, скрестив ноги.
Есть не хотелось.
Пить тоже.
— Ты похудел, мальчик мой, — заметил Кейсо и все подбородки его поджались, выражая негодование. — Хватит уже. Забудь.
— Не могу.
— Нельзя изменить прошлое.
— Я знаю.
— И нельзя вечно горевать по тому, что было утрачено.
— Я не горюю, — Янгхаар нахмурился: разговор был неприятен. Но Кейсо лишь головой покачал. Пальцы его пробежались по всем подбородкам и коснулись мышиного хвостика бороды.
— Что ж… — сомкнулись щелочки-глаза. — Ты не горюешь. Ты лишь перебираешь всех рыжеволосых девушек, пытаясь найти ту, которая заменит твою жену. Не отворачивайся, мальчик. Все говорят об этой твоей… странности.
Что странного в том, что Янгар желает быть счастливым?
У других ведь как-то получается.
— Янгу, — голос Кейсо был мягок, как тополиный пух. — Оставь ее. И дай себе остыть. Не пытайся оседлать судьбу, не выйдет.
Но ведь выходило.
Там, за краем моря.
За песками Великой пустыни.
На арене, раз за разом. И позже, когда полилась на дорогие подушки алая кровь Хазмата. Он до последнего за плетью тянулся, надеясь, что ручной зверь отступит.