Однажды, закончив пение, Джарабили погрузился в глубокую задумчивость. Он сидел, не шевелясь, с палочками в руках, а по его застывшему лицу текли слезы.
— Вспомнил об отце, — объяснил он.
Позже я узнал, что этот Юрлунггур был создай для похорон и, по словам Магани, на нем играли, чтобы «сказать последнее прощай» уходящим из жизни; в прошлый раз Джарабили помогал разрисовывать его как раз по случаю смерти своего отца.
Я спросил Магани, трудно ли играть на этом инструменте.
— Попробуй, — ответил он и, увидев, что я заколебался, добавил: — Не бойся, попробуй.
Я лег на землю, как это делал Магани, вставил в рот восковой мундштук, сжал губы, надул щеки и дунул в трубу. Раздался сиплый, икающий звук, по меньшей мере на октаву выше раскатистого баса, который получался у Магани. Джарабили пришел в ужас.
— Стой, стой! — страдальчески запричитал он, затыкая пальцами уши. — Мальчики, женщины — все могут услышать!
Комментарий льстил самолюбию, но, боюсь, вряд ли кто-нибудь услышал мое соло. На всякий случай я решил больше не трубить. Юрлунггур выглядит простым инструментом, но это впечатление обманчиво. Для игры на нем не следует напрягать губы, и даже Магани приходилось делать несколько попыток, чтобы добиться нужной вибрации губ и заставить резонировать воздух в трубе.
В тот день произошло непредвиденное. Играть на Юрлунггуре имели право только Магани и Джарабили. Под вечер к хижине пришел кривобокий бородатый старик, которого я раньше не видел. Трое мужчин повели беседу, после чего гость улегся на землю и приложил к губам мундштук. Он подул, но инструмент молчал. Магани нетерпеливо наблюдал за происходящим. Джарабили явно нервничал. Бородач дунул еще раз — с тем же успехом. Магани бесцеремонно оттолкнул его и сам пристроился к трубе. Но и у него ничего не вышло. Он дул и так и сяк — все без толку. Магани сел, лицо его исказилось от ужаса.
— Там засел дьявол, — прошептал он сдавленным голосом. Но, подумав секунду, добавил, уже более спокойно: — Или появилась трещина.
Вдвоем с Джарабили они тщательно осмотрели каждый кусочек трубы. Все было в полном порядке. Я вспомнил свои жалкие попытки сыграть утром на Юрлунггуре и со страхом подумал, как бы они не связали эти два события. Магани лег на землю и вновь приник к инструменту. На сей раз из трубы вырвался сиплый рев. Все облегченно заулыбались.
В тот вечер больше никто уже не решался дотрагиваться до трубы; в оба конца вставили затычки из коры, а Джарабили страстно произнес над ней заклинания, чтобы внутрь не залетел не только дьявол, но и дух его отца и деда. После этого трубу спрятали в шалаше.