Сами ребята — их трое — в саду стерегут свинью. Каждый из них двух футов ростом. На них треугольные шляпы, пурпуровые жилеты, спускающиеся до бедер, лосиные штаны до колен, красные шерстяные чулки, тяжелые башмаки с большими серебряными пряжками и длинные сюртуки с перламутровыми пуговицами. У каждого во рту трубка, а в правой руке пузатые часики. Он затянется и взглянет на часы, опять поглядит и опять затянется. Свинья жирная и ленивая, подбирает листья, опадающие с капусты, и подбрасывает задними ногами золоченый репетитор, который мальчишки навязали и ей на хвост, чтоб она не уступала красотой кошке.
У самой входной двери на кресле с высокой спинкой, обитом кожей, и с изогнутыми ножками, как у столов, сидит сам хозяин. Это чрезвычайно тучный старик, с большими круглыми глазами и жирным двойным подбородком. Он одет так же, как мальчики, и мне нечего дольше говорить об этом. Вся разница в том, что его трубка побольше, и он может сильнее затягиваться. Как у них, и у него часы, только он носит их в кармане. И, вправду, у него есть занятие поважнее, а в чем оно состоит, это я сейчас объясню. Он сидит серьезно, заложив правую ногу на левое колено и устремив постоянно, хотя один глаз, на один замечательный предмет в центре равнины.
Этот предмет — находится на башне городской думы. Думские гласные все маленькие, кругленькие, жирные, смышленые люди с большими выпученными глазами и двойными подбородками. Их кафтаны длиннее, и пряжки башмаков больше, чем у прочих жителей Вондервоттеймиттиса. За время моего пребывания в городке они имели несколько специальных заседаний, на которых приняли следующие три важные решения:
"Не следует изменять старый порядок вещей".
"Нет ничего путного за пределами Вондервоттеймиттиса".
"Мы останемся при наших часах и капусте".
Над залой совета находится башня, а в башне колокольня, на которой помещается и помещалась с незапамятных времен гордость и слава городка — большие башенные часы города Вондервоттеймиттиса. И вот на этот-то предмет и обращены глаза старого господина, сидящего в кожаном кресле.
У городских часов семь циферблатов, по одному на каждой из семи сторон башни, так что их можно видеть со всех концов города. Циферблаты большие, белые; стрелки массивные, черные. Существует особый смотритель, единственная обязанность которого — ходить за ними. Но эта должность чистейшая синекура, потому что не было случая, чтобы часы Вондервоттеймиттиса нуждались в починке. И до последнего времени одно предположение о возможности ее считалось еретическим. С древнейших времен, о которых сохранились известия в архивах, большой колокол их аккуратно отбивал часы. И то же самое делали все прочие стенные и карманные часы всего города. Нигде часы не ходили вернее. Когда башенные часы считали нужным сообщить: "Двенадцать часов", все покорные их последователи сразу откликались, как эхо. Одним словом, добрые бюргеры любили свою капусту, а своими часами гордились.