Как могло это случиться? Не считаясь ни с чем, Тауншенд старался возвеличить себя, а реальная ответственность лежала на правительстве и парламенте. В мемуарах Графтон оправдывался, что только Чатем мог уволить Тауншенда своей властью, «иначе ничто не остановило бы этот закон», однако извинение герцога не выдерживает критики. Кабинет, единый и сознающий свою ответственность, мог бы просто принять так страшившую всех отставку, и тогда у него был бы шанс уцелеть. Старейшее в Европе представительное собрание — парламент Англии — мог подумать о возможных последствиях, прежде чем принимать этот закон. Даже сторонники Рокингема промолчали и не остановили вступление закона в силу. «У Америки слишком мало друзей, — писал Чарльз Гарт, представитель от Южной Каролины, — и они не могут противостоять канцлеру казначейства». Гневные статьи в газетах и возмущенные памфлеты требовали, чтобы неблагодарные колонии признали британское верховенство. Вместо того, чтобы умиротворить американцев, правительство и парламент постарались устроить им нагоняй.
Автор законов не увидел последствий того, что сотворил. Летом он подхватил «лихорадку» и в сентябре 1767 года, после нескольких кажущихся улучшений состояния здоровья, скончался в возрасте 42 лет. «Бедный Чарльз Тауншенд наконец-то угомонился», — прокомментировал его смерть коллега.
На протяжении всех этих событий великий Чатем был недоступен. Обеспокоенный герцог Графтон рвался повидаться с ним — проконсультироваться хотя бы на полчаса, на десять минут, — король тоже писал письмо за письмом, даже предлагал сам навестить больного человека. Ответы приходили от леди Чатем, любимой жены страдальца, благословения его мучительного существования. Она отказывала всем из-за полного бессилия мужа, из-за ухудшения его состояния, из-за неописуемой боли. Коллеги думали, что, возможно, он симулирует, но когда Графтон наконец-то после настойчивых просьб на несколько минут был допущен к больному, то он нашел совершенно измотанного человека, «нервы его дошли до ужасной стадии, великий ум ослабел, и мысли его путались».
В момент улучшения изолированный в Пинсенте Чатем приказал садовнику засадить вечнозелеными растениями голый холм, видный из его окна. Он велел привезти из Лондона деревья, и их привезли в повозке. Имение Пинсент досталось Питту от вспыльчивого владельца, родственника лорда Норта. Родственник так взбесился из-за того, что Норт проголосовал за налог на сидр, что сжег чучело лорда, после чего изменил завещание и оставил имение национальному герою. Прежде чем занять Пинсент, Питт продал собственное имение Хэйс, где в свое время истратил огромные суммы на выкуп соседних домов, дабы «освободить себя от соседей». Теперь же Питта неожиданно охватило неодолимое желание вернуться домой, и он не успокоился, пока жена не обратилась к своим влиятельным братьям, с которыми Чатем рассорился. С их помощью она упросила нового владельца продать им имение.