В августе 1768 года журнал «Лондон мэгэзин» сравнил творцов и подстрекателей «неполитичных мер, направленных против Америки», с «жалкими министрами» XVII века. «Основываясь на проведенных нами наблюдениях, мы осмеливаемся утверждать, что девять человек из десяти, даже в нашей стране, сочувствуют американцам и верят, что на их стороне правда». Цифра девять из десяти являлась, конечно же, преувеличением; некоторые журналы оценивали приведенные пропорции в обратную сторону. Американец Ральф Изард, живший в Лондоне, полагал, что Америке противостоят четверо из пяти британцев, а поддержка парламентом правительственных действий верно отражает общественное мнение. Если оппозиция регулярно собирает не более восьмидесяти голосов, «вы можете полагаться на эту цифру, коррупция здесь не такая и большая». По прессе того времени трудно судить об общественном мнении, потому что многие проамериканские статьи были написаны анонимно или под псевдонимами, которые брали себе в Лондоне американцы. Тем не менее английские печатники не отводили бы в газетах столько места статьям и письмам, благоприятно настроенным по отношению к колониям, если бы значительная часть населения не была расположена против правительства.
Следует отметить, что впоследствии политические настроения общества часто переоцениваются. В 1768 году правящий класс интересовали не американцы и даже не Уилкс, а скандал с герцогом Графтоном, «совершенно позабывшим о приличиях». Он явился в оперу со своей любовницей Нэнси Парсонс, не постеснявшись присутствия бывшей жены и королевы. В отличие от большинства мужчин, содержавших любовниц, Графтон, по крайней мере, был разведен, тем не менее разразился скандал. Дочь портного с Бонд-стрит, бывшая любовница торговца из Вест-Индии, Нэнси была также известна как миссис Хафтон. По ходу дела она обрела статус замужней дамы, но и это не смягчило общественного недоброжелательства. То, что Графтон торжественно ввел ее в общество и усадил во главе своего стола, вызвало особое негодование. Скандал с любовницей Графтона стал сенсацией года. Нэнси заставила забыть о шумных колонистах.
Возмущенные протесты, поступившие в парламент из Виргинии, Пенсильвании и других колоний, показали, что сопротивление Закону о пошлинах распространилось по всей Северной Америке, и безучастные цифры подтвердили этот факт. С 1768 по 1769 год английский экспорт в Америку упал на треть — с 2 400 000 до 1 600 000 фунтов стерлингов. Нью-Йорк сократил свой импорт до 1/7 того, что было в 1764 году, то есть с 482 000 фунтов стерлингов до 74 000 фунтов в 1769 году. Ввоз товаров в Бостон сократился вдвое, в других колониях, где политика отказа от импорта носила спорадический характер, эти потери были меньше. В первый год после введения пошлин Тауншенда таможенные сборы составили 16 000 фунтов, а военные затраты на Америку — 160 000 фунтов стерлингов. Даже секретарь по делам колоний Хиллсборо вынужден был признать, что законы Тауншенда оказались «такими антикоммерческими, что лучше бы их вовсе не было», а новый канцлер казначейства лорд Норт заявил, что законы настолько абсурдны, что он не понимает, как они прошли через британский парламент. Заметим, что оба джентльмена проголосовали за закон, который теперь осуждали.