— Вернулась?!
— Ну, может, я не так выразилась. Я хотела сказать, вернулась в своих мыслях, своих исканиях, нашла то, что жило где-то в глубинах моего подсознания, памяти. Да ведь и у вас, я знаю, с ней связано что-то не совсем обычное, вы тоже словно встретили здесь нечто давно знакомое.
— Да, именно ее, эту часовню я видел в своих снах. Помните, я говорил об этом? И значит здесь, под этой часовней или где-то вблизи нее, должен быть…
— Тот клад или что-то подобное, что было связано с девушкой, какая являлась вам во сне?
— Да, все это было определенно здесь. Теперь я словно узнаю не только часовню, но и эту широкую излучину реки, и этот ключ, и эту мощеную дорогу, которая вела к усадьбе господ Мишульских. Именно такая картина осталась в памяти после моих снов. Правда, вон там, на взгорье, чуть выше по течению реки стояло еще село — большое, красивое, с высокой белой церковью, базарной площадью, садами, огородами…
— То, что называлось Благовидовом?
— Там, во сне, я не слышал такого названия. Но, судя по тому, что рассказывал Маркел Иванович, видимо, так оно и было. Мне это село запомнилось главным образом тем, что виделось в нем что-то от милого сердцу тургеневского прошлого, от доброй, истинно русской старины. Об усадьбе Мишульских я уж не говорю — это было настоящее «дворянское гнездо» во всем его великолепии. А теперь… Вместо всего этого — сплошной голый пустырь. И если бы не часовня…
— Да ведь и ей досталось, еле стоит, горемычная, — вздохнула Софья. — А что, как вы думаете, было спрятано под ней?
— Не знаю… Тот, последний, мой сон был не очень отчетливым. Вспоминается лишь глухая полночь, черная, еле видимая во тьме часовня, смурый, убитый горем кузнец и небольшая просмоленная коробка у него в руках. Но что он вложил в нее, я так и не понял. Сказал, что там выкованный им в подарок мне кинжал и что-то еще. А что еще, я должен был, по-видимому, сам знать. Ясно было только, что речь шла о чем-то связанном с ней, той девушкой, которая мне снилась; что это она передала ему что-то для меня. Но что это могло быть? И почему она не могла передать мне сама? Я до сих пор теряюсь в догадках. Помню только, что был той ночью в жуткой тревоге, чувствовал, что случилось что-то страшное, какое-то кошмарное несчастье, что я не увижу ее больше никогда. В голове у меня до сих пор звучат последние слова кузнеца: «Выкопаешь наш клад, вспомнишь ее, сердечную…» И как апофеоз этого сна ее голос, только откуда-то сверху, будто с небес: «Вернись! Вернись ко мне! Я жду… жду… жду…». Что она хотела этим сказать? И что вообще значили мои сны, в которых я чаще всего видел ее залитое слезами лицо? Едва ли это лишь следствие реинкарнации, если она и существует. Тут что-то более глубокое, таинственное. Но что?! Ответ на это, может быть, и даст то, что спрятано здесь, под часовней. Вот почему мне так не терпится покопаться возле нее. Но, сами понимаете… — Сергей не стал продолжать, боясь даже лишним словом спугнуть робкую надежду на то, чего он ждал здесь найти, что могло бы объяснить все его душевные метания, все его непонятные переживания и предчувствия.