— Вы шутите! Какая там игра случая, если эти сны… эта кузница… эта часовня… — он перевел взгляд на искрящуюся солнечными бликами поверхность реки и — о чудо! — вдруг увидел, как две большие белые птицы с грациозно изогнутыми шеями подплыли к самому берегу и уставились на него черными бусинками глаз, а в ушах снова послышался стук колес и цокот копыт подъезжающей тройки.
Он живо обернулся назад, но в знойном мареве по-прежнему дрожало лишь унылое щебенчатое взгорье со следами давно неезженой дороги да узкий дощатый мостик, по которому едва мог пройти и пеший человек, а стучала, должно быть, кровь у него в висках от нахлынувших впечатлений. Да и было отчего стучать: он все больше узнавал и этот берег реки, и этот ведущий к обрыву бечевник, и сам обрыв, круто вздымающийся над водой. И уж почти не сомневался, что все это было. Было здесь. Было на самом деле. Но возможно ли такое? Уж не видит ли он и теперь все это лишь во сне?
Однако голос Софьи вернул ему чувство реальности:
— Да, я пошутила, Сережа. Ведь я и сама не могу прийти в себя от всего увиденного. Мне тоже знакомы и эта часовня, и эта кузница, и этот обрыв, хотя я также никогда не бывала здесь. Я также надеюсь найти в бывшей усадьбе господ Мишульских что-то такое, что утвердило бы меня в моих безумных предположениях, и также боюсь ошибиться в своих надеждах.
— Что вы говорите, Соня! Значит, вы… — он повернулся к ней и словно лишился дара речи: в лице Софьи, ее глазах, жестах определенно было что-то от той, что промчалась здесь в роскошном экипаже и ожгла его пьянящим взглядом. Так что же это все-таки — продолжение сна?
— Соня! — схватил он ее за руки. — Скажите мне наконец, кто вы? Я же вижу, что вы не та, за кого себя выдаете, что вы и барышня Мишульская…
— После, после, Сережа! — остановила его Софья. — Говорю вам, мне самой еще не все ясно. Вот сходим к обрыву…
— Да что обрыв! Разве сейчас до обнажения? Сколько мы их уже облазили.
— Но это не совсем обычное обнажение. Да и дело не только в обнажении. Мало ли что можно встретить там еще, у этого обрыва.
Сергей снова взглянул на реку. Два лебедя по-прежнему плавно скользили почти у самого берега. А узкая лента бечевника, казалось, плавилась в лучах полуденного солнца.
— Да, здесь действительно можно ждать чего угодно, — согласился он. — Ладно, пойдемте взглянем на обрыв.
Они вернулись на бечевник и уже через несколько минут стояли у подножья огромного обнажения, взметнувшегося на высоту трехэтажного дома. У Сергея аж дух захватило от представшей перед их глазами картины. Трудно было не залюбоваться геологу столь редкостным чудом природы. Здесь не только, как на странице раскрытой книги, выстроились друг над другом все известные им горизонты готеривского и барремского ярусов, но и — что было особенно поразительным — почти каждый из них был просто-таки нашпигован остатками ископаемой фауны. Вся полоса бечевника была завалена обломками раковин и ядер аммонитов, белемнитов и пелеципод. Бесчисленные идеально отмытые прекрасно сохранившиеся формы были видны сквозь воду и на дне реки. Но поистине бесценными были, разумеется, образцы, залегающие в самих пластах.