Но всплывет в Васиной памяти многое. И прежде всего тот страшный день, когда мать не смогла удержать его дома и он вслед за взрослыми убежал на Петергофское шоссе. Люди шли толпа со всех заставских улиц к трактиру «Старый Ташкент». Вася запомнил толпу, двинувшуюся по шоссе к Нарвским воротам, — ребята всё время крутились в ней, — торжественные, просветленные лица, молитвы… И треск залпов, смешавших всё.
И еще он запомнил зеленоватые лица мертвецов, сваленных на полу в покойницких Алафузовской и Ушаковской больниц. Странно скрючившиеся и закостеневшие фигуры, рты, открывшиеся для крика и уже не закрывшиеся больше, заиндевевшие, торчавшие вверх бороды. И одежда, измятая, разорванная, покрытая запекшейся, почерневшей кровью.
Двери покойницких не запирались в тот день. Мужчины и женщины входили в них беспрерывно. Они вглядывались в лица убитых, перекладывали трупы, лежавшие как дрова. Они искали близких — мужей, братьев, сыновей…
Мальчишки пробирались в мертвецкие вместе со взрослыми. Ими двигало неуемное ребячье любопытство, но то, что они увидели, уже нельзя было забыть никогда.
Трупы всё подвозили и подвозили. Ломовики, грубо ругая толстозадых коней, шли рядом с санями, на которых мертвые были уложены поперек аккуратными поленницами. Пригородные крестьяне шали вскачь низких мохнатых лошадок. Покойники лежали в возках, в которых на масленицу петербуржцы любили кататься под звон бубенцов.
Вечером мальчишки побывали на площади. Там стояли жандармы. В город никого не пропускали. Но разве удержишь заставских мальчишек? Они пробирались стороной, проскакивали через цепь полицейских. Городовые в длинных, тяжелых шинелях, с черными шашками-«селедками» на боках кряхтя орудовали лопатами и скребками. Они сгребали с мостовой красный смерзшийся снег и набивали его в большие деревянные бочки. Обозы с этими бочками тянулись от площади в сторону взморья.
Вот тут и заиграл утром боевой рожок, и люди стали перед рядами наведенных на них в упор винтовок. «Ложись, стрелять будут!» — закричали те, кому пришлось когда-то служить в солдатах. Они узнали этот боевой рожок, но остальные не верили, да и не было времени подумать. Раздался залп, потом еще и еще… Люди уже не ложились, они падали в снег — чтобы больше не встать.
Это было 9 января 1905 года.
Вчера еще мальчишки из Емельяновки, с Чугунного, Богомоловской, Огородного — дети тесной, набитой рабочим людом заставы — катались по улицам и замерзшим канавам на подбитых железиной деревянных коньках, играли в орлянку и бегали к заливу на лыжах, сделанных из клепки старых бочек.