Вася и его дружки — самые маленькие. Они ходят в первый детский класс.
Нет, что уж говорить, «лица высочайших фамилий» росли не здесь, а если деревня Емельяновка с давних времен была известна русским царям, то для этого была совсем иная причина.
Летними вечерами, вдосталь набегавшись по окрестным пустырям и накупавшись в речке, Вася и его дружки любили посидеть возле старого деда Терентия. Его всегда можно было найти на поросшей травой завалинке дома. Рядом лежали деревянные чурбаки, из которых дед ловко резал ложки или смешные фигурки зверушек. Шесть десятков лет проработал дед на Путиловском в столярной. Теперь он уже не ходит на завод, там работают его внуки, а дед всё не знает покоя. Ложки он делает для базара, зверушками играет емельяновская детвора. Но любит она деда Терентия все-таки не за них. Она любит его за рассказы, на которые он всегда щедр.
О Емельяновке дед Терентий рассказывал:
— Вы не глядите, что она такая — домишек четыре десятка и те все закоптелые, как головешки. Теперь Емельяновка, правду сказать, вовсе и не деревня, а так, заводский посад. Что это за деревня, коли полей у ней нет и огородов уже скоро не увидишь, одни свалки кругом? И не крестьяне тут живут, мы только по паспорту крестьяне…
— Вот ты, оголец, — говорил дед, положив руку на Васино плечо, — ты кто по документу? Ты псковский крестьянин будешь, а пока что крестьянский сын. Да ведь ты, поди, и не бывал на Псковщине-то. Батька твой оттуда. На Путиловском не первый десяток лет работает. Только город Санкт-Петербург нас не считает за своих. Куда там, столица! Вот и Емельяновну город тоже не принимает, да и всю заставу. Где протекает Таракановка, Воняловка по-нашему, там у Нарвских ворот, считай, и городу конец…
Да, а, между прочим, Емельяновка постарше Питера будет. Так я слыхал от старых людей, когда сам огольцом был. Еще царь Петр на свет не родился, города Питера даже звания не было, а тут уже с давнишних пор деревня стояла и жили в ней рыбаки.
К нашему времени поближе, когда царицын дворец в Екатерингофе поставили, пригнали в Емельяновну крестьян из дальних губерний. Государевы считались крестьяне, на царской служили охоте — зверя там загонять или что еще.
— И ты, дед, на охоту ходил с царем? — спрашивали ребятишки.
— Ну, то до меня было. Поставили завод, как в песне поется, «недалеко от Нарвской заставы, от почтамта версте на седьмой», тут уж, конечно, не стало охоты. И житель пошел другой — рабочий путиловский народ… У нас в Емельяновне солидный рабочий селится — из механических мастерских, ну из столярной, как я. За Нарвской ведь какой порядок? Кто в горячих цехах работает — те больше на Богомоловской живут. Народу на Богомоловской множество. Потому и зовется она Миллионной. Это народ над своей бедой смеется. Настоящая-то Миллионная около Зимнего дворца. Там князья живут, да заводчики, тузы…