Она поворачивается к доске и выводит аккуратные наклоненные вперед буквы. Ребята, скрипя грифелями по аспидным дощечкам, пишут вслед за ней: «Маша ест кашу».
— Вон тебе как хорошо, Машка, — говорит громким шепотом Вася, потянув за косу девочку, сидящую перед ним, — кашу, значит, ешь!
— Алексеев, ты уже написал? — спрашивает учительница. — Не мешай другим.
В ее голосе не чувствуется строгости, и обычной уверенности в нем тоже нет. Может быть, это и придает мальчику смелости.
— Надежда Александровна, — неожиданно говорит он, — а в школе бывают забастовки или только на заводе?
— Да что ты, Вася, — торопливо прерывает его учительница. — В школе надо учиться, вы же маленькие…
Она начинает сердиться:
— Ты уже забыл, как твою маму вызывали к директору, Алексеев? Это ведь совсем недавно было. Мальчик ты смышленый, учишься хорошо, так пора и баловство бросить. И потом есть вещи, о которых не говорят на уроках…
* * *
Но, оказывается, забастовки в школе бывают. В ремесленном училище бывают, во всяком случае. Об этом ребята узнают очень скоро, недели через две после 9 Января.
За Нарвской всё время неспокойно. Завод и десяти дней не проработал, а уже началась новая забастовка. О ней только и толкуют — дома и на улице в Емельяновке.
— Завтра не буди, Анисья, — говорит жене Петр Алексеевич, вернувшись с завода. — Все побросали работу. А хлеб на что покупать, один бог знает…
Петр Алексеевич принадлежит к тем степенным мастеровым, которые стараются быть в стороне от «политики», ладить с начальством. Семья у него очень уж большая — восемь душ. Но другие, особенно молодежь, рассуждают иначе. На улице громко клянут директора, мастеров, министров, Трепова — нового генерал-губернатора Петербурга — и самого царя. Парни собираются группками во дворах или в поле. Они не гонят от себя мальчишек, и те учатся у них новым словам и песням.
Вихри враждебные веют над нами…
Вася как-то затягивает эту песню дома высоким, звонким голоском, и Анисья Захаровна всплескивает руками:
— Где ты набрался такого, сынок?
Где набрался… Он слышал эту песню уже не раз. И «Отречемся от старого мира», и еще другие. А сегодня запретная песня была слышна даже в школе.
— Знаете, маманя, — горячо шепчет он, от волнения заикаясь больше, чем всегда, — у нас ведь тоже забастовка, ремесленники с занятий ушли, Карла Ивановича не побоялись…
Он хочет рассказать, как чуть-чуть не попался опять директору. Но мать и так смотрит испуганно, и Вася больше ничего не говорит.
Хотя рассказать хочется о многом. Он всё знает про эту забастовку. Конечно, он еще маленький, но что из того? Маленький иной раз туда проберется, куда большому и не попасть. И у него есть взрослые друзья, ему старшеклассники говорят о разном, что не всякому сказать можно. Особенно интересно поговорить с Ваней Газа, да и с другими тоже. По правде, это ведь старшеклассники и послали его на переменке в ремесленное: