Снова мне приходилось ждать Ричарда, когда он придет ко мне и возьмет с собой куда-нибудь. Чтобы легче переносить одиночество, я придумала себе игру, как будто Ричард работает коммивояжером, а я его жена, ждущая мужа из командировки. По-прежнему нас мучила боль расставания и радовал восторг встреч.
Я становилась старше. Мне уже было почти тридцать. Мысли о моем возрасте начинали меня пугать. Маленькая Розалинда Браун стала уже тридцатилетней женщиной! Я по-прежнему выглядела намного моложе своего возраста. Только теперь я оценила преимущества своего внешнего вида. Ричард все время поддразнивал меня по поводу моего приближающегося дня рождения, хотя самому ему должно было исполниться уже сорок.
У него появилась легкая седина на висках, но он с легкостью относился к своему возрасту. Его это нисколько не тревожило. Однажды он сказал:
— Знаешь, дорогая, что меня удивляет больше всего? Пожалуй, только возраст моей дочери. Мы остались почти такими же, а Роберта выросла. Скоро она не будет так сильно нуждаться во мне. Мне кажется, я потерял свою дочь в тот день, когда Марион настояла на том, чтобы отрезать ей косички. Посмотри… вот… Это ее последняя фотография.
Он протянул мне фото дочери, и я с остановившимся сердцем стала ее разглядывать. Роберта по-прежнему была очень симпатичной. Глазами и отдельными чертами лица, фигурой Берта напоминала мать, и тем не менее создавалось впечатление, что походит она скорее на отца. Ее волосы стали темнее. И меня почему-то радовал тот факт, что она не была блондинкой, такой же, как Марион. Я вернула фотографию Ричарду и сказала:
— Она будет очень привлекательной женщиной.
Он вздохнул и убрал снимок в портфель.
— Может быть, и я очень надеюсь, что она не слишком будет страдать из-за этого.
Я вздохнула, очень хорошо понимая, что он имеет в виду.
— Почему так часто случается, что внешняя привлекательность обрекает человека быть несчастным, приносит только боль? Почему обычные люди живут гораздо счастливее? А если тебе еще дан ум и умение чувствовать? Тогда твой путь всегда только боль. Почему, Ричард?
— Потому, дорогая, что Господь распределил всем все поровну. Если тебе дано так много, то ты просто обязана заплатить за это. Чем меньше дано, тем скромнее плата, тем счастливее человек в своем неведении. А страдание — это и есть расплата за то многое, что ты получила.
Я взяла его руку и приложила к своей груди. После смерти Иры и Джона мы стали еще ближе, чем раньше. Я чувствовала с Ричардом такую духовную и душевную близость, что за одно это была готова платить, платить и платить. Часами одиночества, страданием, отчаянием. И ждать. Но сколько мне предстояло ждать, пока он расстанется со своим прошлым? Возможно, этого так никогда и не произойдет.