— И что ты чувствуешь к нему сейчас?
— Не знаю. Чаше всего благодарность. За то, что у нас было, понимаешь?
Гордону понадобилось несколько секунд, чтобы переварить сказанное.
— А что ты хочешь получить от меня? — спросил он.
Как взволнованный мальчишка, он задавал вопросы, ожидая, похвалы одобрения, симпатии.
Подперев рукой голову, Нина смотрела на него сверху вниз. Гордону показалось, что она посмеивается про себя, и он почувствовал раздражение.
— Я хочу сказать, что я всего-навсего обыкновенный инженер. Я не богат, не красив, не так уж умен. Я не знаю, какие рестораны считаются самыми дорогими в Лондоне, я даже здесь не могу выбрать хороший ресторан. Я женат, у меня трое детей, слишком много работы…
— Я ничего от тебя не хочу, — прервала его Нина.
Она обвела рукой комнату, и, следя за ее движением, Гордон вновь взглянул на фанерный гардероб с пластиковыми ручками, зеркало до потолка, медный поднос, на котором стоял чайник и сахарница, наполненная пакетиками с чаем, коробочки с растворимым кофе и сухим молоком.
— Только вот это, — сказала Нина. Счастливо улыбаясь, она погладила его живот и положила руку на грудь. Чувствуя тепло ее руки, Гордон уже осознал, что Нина способна была сделать это убогое место красивым, придать ему значение, которого оно никогда и ни для кого не имело. Он почувствовал себя безмятежно счастливым.
— Ты боишься всего этого? Боишься меня? — пристально глядя на него, спросила Нина.
— Нет, ни капельки. Просто не могу до конца поверить своему счастью.
— Или моему, — мягко произнесла Нина.
Гордон увидел, что ей холодно, и набросил на плечи Нины покрывало. Она устроилась возле него поудобнее. Несколько минут они молчали.
— Я не буду уводить тебя от Вики, — сказала наконец Нина.
Она почувствовала, что должна пообещать это, хотя и не была уверена, что окажется способной сдержать слово. Было так ужасно думать о том, что через час они расстанутся, а ведь придется.
— Я знаю, — сказал Гордон. — Спасибо тебе за это.
Сейчас он испытывал нежность к жене и дочкам. Чтобы ни случилось, они не должны от этого пострадать.
После слов Нины Гордон почувствовал прилив оптимизма.
— Пойдем примем вместе ванну, — предложил он, целуя Нину в макушку.
Они зашли в розовую клетушку и пустили воду. Нина вылила в ванну содержимое всех бутылочек, которые стояли на полке. Пена доходила почти до краев, зеркало запотело. Когда они поудобнее устроились в ванной, мыльная вода перехлестнула через край и залила кафельный пол.
Они говорили сквозь облако пара, рассказывали друг другу о мелких и незначительных деталях своей жизни. Им обоим казалось важным знать, были ли у другого братья и сестры, путешествовал ли он, и куда именно ездил, говорил ли по-немецки или хотя бы по-французски, читал ли Апдайка и как относился к Джону Мейджеру.