– И тем не менее, мы австрицев бьем! – Воскликнул подпоручик.
– Ну да, – хмыкнул Петр. – ну да…
– Ваш тон выдает скепсис. Вы что же, сомневаетесь в успешном исходе компании? Мы ведь уже заняли Галицию.
"Мальчишка совсем", уже безо всякого раздражения на случайного собеседника подумал Петр.
За разговором они миновали группу солдат у обочины, которые скооперировались и варили какую-то снедь в котелке подвешенным на костре. Из-за отсутствия четких границ, люди размещенные посреди леса напоминали некое небесное тело, с плотным ядром и разряженной периферией. Однако с определенной долей уверенности можно было сказать, что они вышли на окраину госпиталя.
– Уф, – Петр сошел с дороги, которая своим загибом скрывалась из виду за деревьями, и сделал пару шагов присел у обочины на поваленный ствол.
– Что-то не идет мне впрок лазаретная кормежка. – Пробормотал он. – Всего-то прошел с гулькин нос, а уже устал… – Присаживайтесь, что-ли, Медлявский.
Подпоручик провел рукой по стволу, и приземлился рядом. – Отдыхайте, ребятушки! – махнул он рукой своим двум солдатам. Те присели как и шли – все также немного поодаль. Петр же подвинулся и устроился с максимально возможным комфортом, – упавшее дерево лежало рядом с растущим, и он как раз уместился на этом пересечении, – лежавшее стало сидушкой, а росшее рядом – спинкой. К сожалению, стараясь устроится максимально удобно он неловко задел рукой на перевязи за ствол, и скривился от на секунду вернувшейся боли.
– Вас сильно беспокоит рана? – Спросил Медлявский.
– Уже почти нет. Только на особо неловком пируэте, вот как сейчас…
– А как вас ранили? – С живым интересом спросил Медлявский, и тут же смешался. – Извините, надо признаться, я с самого начала компании все время нахожусь в тылу. Даже австрийцев видел только в колоннах пленных. Если мой вопос не удобен…
"Ну точно, еще совсем мальчишка" – Петр посмотрел на подпорутчика со странной смесью осознания собственного превосходства но и некоторой впрочем, доброй зависти.
– Да нет, чего неприятного. Слава Богу руки-ноги при мне, отделался благополучно. Но в этом действе, право слово, не было ничего героического. Мы отражали атаку австрийцев. Пехота отошла, но их артиллерия тем временем очень быстро нащупала нашу позицию. Я отдал приказ перенести пулеметы на первую запасную, но одного человека из расчета уже ранило. Тогда я сам схватил мудотряса, и…
– Кого, позвольте?!
– О, прошу извинить. – Смутился Петр. – Понахватался от солдат. Так они называют пулемет кольтовской фабрики из североамерикнских штатов. У него знаете, под ствольной коробкой как раз расположен такой рычаг… При стрельбе весьма напоминает, гм… В общем, мы вдвоем с фельдфебелем подхватили пулемет за треногу и потащили. Взрыв… Я сначала даже не понял, что ранен. Просто рука вмиг онемела, и я уронил пулемет со станком, прямо себе на ногу, да. Это-то я сразу почувствовал… Короче, солдаты меня подхватили. А меня через минуту рука уже так проняла, что я ни на что не годился, – ни пулемет ворочать, ни боем командовать. Вроде рана не очень страшная, а выбила начисто. Толком в себя пришел уже здесь, когда осколки из руки врач достал. Так что вот, ничего достойного быть увековеченным в памятных книгах. Проза войны.