Все это было серьезно, все ждали, верили, что вот-вот кончатся тяжелые дни.
Между тем уже давно погасла вечерняя заря, и полная луна, поднявшаяся из-за гор, залила долину необычно мутно-серебристым светом. Прикрываясь легкой дымкой ночного тумана, утопал в тенистой зелени кедровый лес.
Мертвая тишина. Даже листья березок замерли: на поляне не шевелились колосья пырея и белоснежные зонтики цветов. А лучи поднявшейся луны все настойчивее проникали в темные уголки густого леса, но им не пробудить природу, уснувшую после знойного дня. Все отдыхало. Дневная усталость усыпила и нас. Погас осиротевший костер.
30 июня мы миновали последний правобережный ключ. Тропа неизменно тянулась вдоль берега реки к вершине. Через три километра вдруг лес оборвался у края первой поляны, стало просторно, и мы увидели близко впереди гряды Агульского белогорья. Ехали луговинами, украшенными цветами высокотравья и рассеченными бесконтурными перелесками. На фоне мрачных гор долина была поистине чудесным уголком. Здесь, выше устья Сурунца, и заканчивается теснина Кинзилюка.
Отряд расположился на одной из больших полян у подножья двуглавого пика. Палатки поставили близ реки. Алексею из корья сделали навес для кухни, устроили печь для выпечки хлеба и в берегу вырыли подвальчик для скоропортящихся продуктов, которые сегодня-завтра должен был сбросить нам Мошков. Словом, там мы решили организовать главный стан экспедиции и после получения продуктов проникнуть до пика Грандиозного, побывать в верховьях Казыра — в общем, обследовать весь центральный узел Восточного Саяна.
На поляне товарищи выложили из березовой коры знак «Т» и все время держали костры, чтобы летчикам было легко обнаружить нас. Так началось томительное ожидание.
Восхождение на Двуглавый пик отложили до прилета самолетов. Дни тянулись страшно медленно.
— Сегодня непременно прилетят, уж куда лучше погода, — говорил Алексей, посматривая на голубое небо, словно нарочито безоблачное, прозрачное. — Без дела — как без рук, — продолжал он. — Теперь бы уж лепешек напек, кашу сварил с маслом, куда лучше черемши. Ох, и надоела же она!..
— Давеча паутину на лету поймал, — сказал Павел Назарович, — значит, воздух сухой, погода не должна задержать самолеты. Чего же это их нет?
На его вопрос уже никто не ответил.
— Слушайте, летят, ей-богу, летят! — вдруг крикнет кто-нибудь.
Все поднимутся, прислушаются, а на лицах неизменно безнадежность.
— Померещилось, а может, мимо пролетел, — скажет кто-нибудь с обидой.
Прошли назначенные сроки, наступил июль. Все чаще стали гаснуть на поляне сигнальные костры. Притупилась надежда.