Душа у Нани в животе вертится, нетерпеливая, любопытная, ладошки потирает так, что разуму горячо. И мертвый лес не пугает, и скалы кажутся маленькими, не достанут до неба, не порвут! А ночь – что ночь… Уши зажать, чтоб Желтоглаза не слушать, огонь покормить, чтоб тени разбежались – хорошо будет, вот увидишь, добрая Са, не плачь обо мне! Днем вернешься – я тебе прошлое дам хорошее, прочное, чтобы ты мне время сшила…
Са ушла, тревожно качая головой. Нани присела серой мышкой под лиственницей – ждет, когда со скалы упадет серая бесшумная тень, а с неба – солнце.
***
Растаяла протянувшаяся у подножия скал полоска тумана, бледного, как рассветное небо. Нина с сожалением выключила фотоаппарат и перешла через ручей. На другом берегу начался курумник, приходилось то осторожно пробираться, то прыгать с камня на камень. Голова слегка гудела – заснуть ночью так и не удалось. Иногда Нине казалось, что филин летает совсем рядом – черная тень в черном небе. От глухого уханья было не по себе, и Нина обрадовалась, когда его сменили нахальные вопли кедровок. «Буду потом на факультете рассказывать, как одна на Чертовых Пальцах ночевала», – усмехнулась она про себя. Подняла голову, высматривая примеченные вечером ориентиры. Похоже, она стояла прямо под гнездом. Несколькими метрами выше дрожали цветки дикого барбариса – вчера Нине показалось, что филин вылетел прямо из колючего куста. Присев на корточки, она заглянула в сырую щель между камнями.
Кости заполняли расщелину почти до половины – вперемешку с сухими листьями и веточками, мягкими перьями и хвоинками, совсем тонкие, изъеденные временем, ослепительно-белые, серые с зеленым налетом, и совсем свежие, с присохшими ошметками мяса, с торчащими перламутровыми жилками. Нина прикинула глубину щели. Получалось – гнезду намного больше пятидесяти лет. Повезло.
Сделав несколько кадров, Нина натянула перчатки и принялась за работу. Рядом лежало уже несколько свертков, испещренных пометками, когда под колючей веткой мелькнуло разноцветное пятно.
Нина замерла, непонимающе глядя на кости – обыкновенные кости обыкновенных, изученных вдоль и поперек мелких грызунов, довольно свежие еще – на одной виднелся кусочек мяса, – и сверкающие всеми цветами радуги. Потянула из рюкзака фотоаппарат, несколько раз нажала на спуск и задумчиво оглядела скалу. Скала была старая, надежная, вся в выступах и трещинах.
Цепляясь за шершавый камень, Нина поползла к цветущему кусту. «Хоть кусочек шкурки найти», – стучало в висках.
***
Рассветные сумерки осторожно пробирались между сухими стволами, сиреневый свет трогал лицо, ел соль, засохшую на щеках. Стрекотали первые птицы, прогоняли крики Желтоглаза. Тревожные запахи ночи уходили, и Нани, улыбаясь сквозь остатки слез, впитывала горько-сладкий аромат утренней травы. Потягиваясь, смотрела, как медленно опускается на землю скала, как затягивается солнечными лучами рваная дыра, оставленная в небе каменным клыком.