Он ехал медленно и осторожно. Резина у «Ланоса» и так была лысая, а после лихачеств Марины машину на поворотах слегка закидывало вправо — вот Славик и осторожничал. И правильно, кстати, делал, торопиться им было уже некуда…
— Да уж, — поддержал его Ромчик. — Нашим коммунальным службам, как и сельскому хозяйству, мешают четыре природных катастрофы: зима, весна, лето и осень.
Славик хохотнул, а Ника с недоверием покосилась на Рому. И этот пацан пару часов назад вцепился зубами в глотку своему похитителю? А Славик? «По-моему, я его убил…» А теперь они как ни в чем не бывало обсуждают работу коммунальных служб. Странная реакция на стресс. Это ведь только в кино матерые ветераны многочисленных войн сразу после боя острят и балагурят. В жизни они потом глушат водку стаканами, и не важно, первый это бой или сотый. Ника этого достаточно навидалась — как выходит страх из человека.
А этим двоим — как с гуся вода. Будто в компьютерную игрушку порубились. Игрушку… н-да.
— Ты отцу позвони, — велела она Ромчику.
— Не могу. Эти козлы телефон отняли. Да чего звонить, сейчас приедем… Чуть-чуть осталось. Тут направо…
Ехать им осталось и вправду совсем чуть-чуть. Преодолев Бердичевский мост, свернули в село Заречаны (по всей видимости, местный аналог Рублевки, в масштабе один к миллиону). За окнами замелькали совершенно убогие сельские домики вперемешку с аляповато-безвкусными коттеджами «а-ля рюс нуво». Этакое путешествие в прошлое…
— Здесь налево, — скомандовал Ромчик. Славик послушно свернул, тут же сбросил скорость и пробормотал:
— О-па. Куда это мы заехали? На дискотеку?
Поперек дороги стояла «скорая помощь», за ней — две машины милиции: обычный патрульный «уазик» и новенький «Фольксваген-Пассат». Сирены были выключены, а вот мигалки работали. Мелькание красно-сине-белых огней делало все происходящее похожим на дискотеку. Вот только люди не танцевали, а стояли у забора, сбившись в заинтересованную толпу, как обычно бывает на месте большой аварии.
— Я схожу посмотрю, —Ника вытащила из сумки «Кэнон». — А вы пока посидите здесь.
Воздух был холодный и свежий. Дождик едва моросил.
— Туда нельзя, — сказал пузатый мент, и Ника показала ему удостоверение PRESS. Мент пожал плечами и колыхнул пузом: — Все равно нельзя.
Ника не стала пререкаться и вскинула «Кэнон». На физиономии милиционера отразилась мучительная работа мысли. Насчет фотографов ему распоряжений не поступало; но, с другой стороны, общий принцип его работы (и смысл его нахождения здесь) сводился к формуле «не пущать и не давать»… Пока толстяк размышлял, Ника успела щелкнуть санитаров с носилками (они несли тело, накрытое простыней), ментов из оцепления, следователя в штатском, опрашивающего свидетеля, большого милицейского начальника, наблюдающего за действом из окна «Пассата», одиноко стоящего бомжа в военной шинели (у бомжа не было передних зубов, ни нижних, не верхних, из-за чего он был похож на инопланетянина) и — вот уж здрасьте! — Вязгина в длинной черной кожанке.