Алпамыш (Юлдаш) - страница 133

Любит птица-ястреб сесть на крутосклон.
Так как он коня в изгнаньи был лишен,
Пешим Караджан пойти был принужден,
То, чего не ведал, то изведал он.
Много мук в дороге терпит пешеход,
Много терпит он в большом пути невзгод.
Что его теперь в стране калмыцкой ждет?
По родной стране тоска его гнетет,
Только беглецу туда запретен вход.
Попадется шаху — шкуру шах сдерет:
Но уж, если друг на выручку зовет,
За него положит Караджан живот!
Может быть, уже и друг тот не живет?..
Все же Караджан-батыр идет вперед.
Через много гор свершая переход,
Через степи он, через леса идет,
Мимо вод речных, мимо озерных вод, —
Наконец, пред ним гора Мурад встает,
Наконец, пред ним калмыцкая страна!
Воздухом родных степей он задышал,
Задышал-заплакал, — горе заглушал.
Тут в зиндане шахском друг его лежал!
Где он, тот зиндан, Караджанбек не знал.
Алпамыш писал, да он не прочитал, —
Грамоты узбекской человек не знал!
Думая: «В столице, верно, тот зиндан», —
В шахскую столицу входит Караджан.
Не один зиндан имеет Тайча-хан,—
Друга своего как он найдет зиндан?
Подвязал потуже Караджан кушак,
Нахлобучил он поглубже свой тельпак,
Ходит он в своем народе, как чужак,
А спросить людей — опасно как-никак:
Спросит — заподозрят, — и пропал бедняк!..

С улицы на улицу бродит Караджан по столице шаха Тайчи, бродит, думает, как разыскать Алпамыша. Видит он на одной улице — трое-четверо ребят, в бабки играя, накинулись все на одного, — стали у него бабки отнимать, отняли, а тот и говорит:

— Э, — говорит, — плохо, когда человек один, — всегда его все обижают: и побили меня, и бабки мои отняли! Вот так же и хану Конграта, Алпамышу, худо одному пришлось: сколько лет в зиндане сидит! Был бы у него брат родной или друг верный, головы бы своей не пожалел, а приехал бы — выручил бы его…

Караджан, слова мальчика услыхав, бабки у ребят отобрал, отдал их обиженному — и спрашивает у него:

— Ты, сынок, про Алпамыша сказал, а не скажешь ли, в каком зиндане сидит он?

Отвечает ему мальчик:

— Не могу я этого сказать. Разве ты приказа шаха нашего не знаешь: кто скажет что-нибудь про зиндан Алпамыша, голову тому отрубят, а скот его отберут.

— Э, — говорит Караджан, — я тебе удружил, и ты мне удружи, — тихонько мне скажи, чтоб никто не слышал.

— Тихонько можно, — мальчик отвечает. — Пойдешь отсюда вот так, в Чилбирскую степь, гору увидишь — Мурад-Тюбе называется. К этой горе приблизясь, увидишь холм большой, на холм поднимешься, — под холмом тот зиндан и есть. Только никому не говори, что от меня узнал…

Караджану только того и надо было. Покинул он столицу калмыцкую и отправился в Чилбир-чоль. Дошел он до того холма, — действительно — зиндан под холмом оказался, — не зиндан, а пропасть бездонная! Сколько ни всматривался Караджан, ничего рассмотреть не мог в зиндане, — так он глубок был. Алпамыш взглянул вверх, увидел человека над зинданом. Караджан-батыр, девяностобатманный панцырь носивший, с ворону Алпамышу показался. Как узнаешь, кто там над зинданом находится! Решил так Алпамыш: