— Откуда ты берешь деньги на всякую ерунду, для чего-то купил гитару, — не выдержала я как-то.
Он широко открыл глаза:
— Гитару ты называешь ерундой? И это после всех уроков музыки, которые в свое время стоили кучу денег. Но, знаешь что, Подружка, это стоящее было дело. Если бы не пианино, я бы никогда не научился играть на аккордеоне. А если бы не аккордеон, меня бы немцы давно сожгли, а так один ихний доктор приказал мне играть в офицерском клубе.
События тех лет напоминали о себе против своей воли.
— Сынок, — сказала я, — если тебе так хочется, пожалуйста, покупай инструменты, я не против, но только меня обижает, почему ты отказываешься от денег?
— А зачем? — буркнул он. — Деньги у меня есть.
Он снова отверг мою помощь.
— Я не знала, что у тебя есть сбережения.
Он потянулся в кресле, зевнул.
— Не сбережения, а маленький фонд для предметов первой необходимости.
И он снова вернулся к книжке, которая была у него в руке.
— Что ты читаешь?
— Да вот эти две старые лесбиянки всучили мне одну книжицу. Называется «Тристан и Изольда». Половину я не понимаю, но кое-что попадается и толковое. — Он фыркнул. — Эти идиотки говорят, что Тристан — это я. Про Изольду и про напиток это, конечно, чушь. Но Дракона я убил, это факт.
Наконец-то, наконец-то он заговорил! Я быстро достала джин, единственный напиток, который он признавал, за его сходство с водкой. Михал выпил залпом полстакана, и лицо у него застыло.
— Ты спрашиваешь, Подружка, откуда у меня монеты? Давай сейчас разберемся. Но, может, это будет чересчур много на один раз, а? Что? Не много? Ну тогда поехали! — вырвалось у него. — Прошу прощения, я забыл, что мы не в лесу. Ну, значит, тра-та-та, тра-та-та, жили-были два кота. Прошу прощения, не два кота, а две кошки. Две кошечки. Одна из них, — он галантно поклонился, — сидит здесь, на золотистом стульчике. А другая, другую господа из гестапо повесили за ноги, вниз головой, чтобы она назвала кое-какие адреса… Понимаешь, мама, речь идет о второй папиной кошечке, об Анне… Так вот, спрятала она у себя одного такого корректного страуса военнопленного. Сделала ему документы, научила его, как он должен в случае чего отвечать по-польски. Малый отвечал все точно, без запинки. Но когда фрицы у нее в доме застукали страуса и велели присягнуть на знамени полка, что он не является солдатом его Королевского Величества, то он наотрез отказался. Такой, видите ли, был корректный. У нас был свой человек в гестапо… Служитель. Он все устроил, мне выдали тело Анны. Отца тогда уже не было в живых. Подружка, Анна была блондинка, вроде тебя. Но на ее теле не осталось ни единого белого пятнышка — все синее, черное, залито кровью. Лица у нее вообще не было. Но, какая бы она ни была, фрицы адресов все равно не получили.