— К Драгги? К художнику? Югославу? И как вам у него жилось?
— Роскошно, — восхищалась она. — Он ни во что не лез: Михал работал, я тоже работала, мы купили патефон и еще фарфорового будду с голым животом, и сундучок пятнадцатого века для Библии. Он стоял у камина, я в нем держала щепки для растопки, каждую субботу вечером мы вместо ужина пили шампанское и закусывали ананасом. Потом танцевали, а потом…
— Михал не ревновал тебя к художнику?
Она вздрогнула.
— Как он мог меня ревновать? Он был мною, я была им. Михал прекрасно знал, что другие мужчины для меня не существуют. — Пауза. — Михал меня пальцем не тронул…
— Но ведь вы уехали от художника.
— Уехали! Михалу иногда хотелось поболтать по-польски… А Станислав — поляк.
— Где же, собственно говоря, Михал работал?
— Как когда. Чаще всего в торговле. И всегда зарабатывал будь здоров. В Лондоне честные интеллигентные люди очень ценятся. — Она повязала на шею галстук Михала и смотрела в зеркало с таким вниманием, словно бы сейчас оттуда должен был выйти Михал. — Подружка… а может, Михал как раз в эту минуту думает — где мой английский галстук с Бонд-стрит? Где моя Кася?
Слово «Подружка», вызывавшее у меня протест, когда я слышала его от Михала, в устах Каси звучало очень нежно. Она ластилась ко мне, рассматривала мое лицо, отыскивая сходство с Михалом. Словом, держалась со мной не как с матерью мужчины, который недавно был ее любовником, а как со своей ровесницей и подругой, благосклонно относящейся к ее роману. Восхищалась моими платьями, обстановкой в доме. Расспрашивала про Петра и Фредди. Рассказывала забавные анекдоты про Франтишека, говорила, какими кремами мне следует пользоваться. Я чувствовала себя молодой, привлекательной, очень нужной кому-то. Постепенно реальный Михал уступал место Михалу из сентиментальной сказки, зато наши отношения с Кэтлин оказались теперь на первом плане. Меня мучила совесть: я предавала сына. Впрочем, он сам отвел мне роль Бранжьены, место которой при Изольде.
Осень подошла к концу, приближались праздники. От Михала я получила только две открытки, написанные телеграфным стилем. Первую от ноября. Работает на стройке, здоров, привет тем, кто его помнит. Вторая открытка от начала декабря была менее оптимистичной: из-за болей в позвоночнике ему пришлось снизить темпы, теперь он работает не в двух местах, а в одном, но все равно заработки здесь выше, чем в Англии. На второй открытке был обратный адрес: какой-то район Лонг-Айленда. Кэтлин обрадовалась второй открытке из-за обратного адреса. На другой день рассказывала мне, как строго она отчитала Михала за ребячество. Спешить и надрываться бессмысленно. Она готова ждать и пять лет.