Я не хотела, чтобы они остались там одни, без верного наставника, Горвенала, и тотчас же вспомнила о Франтишеке. Может быть, он и в самом деле питает к Михалу слабость и отнесется к нему с сочувствием, во всяком случае, я надеялась, что моя незаконная пара получит у него поддержку. И не ошиблась. Он обещал оставить их у себя в своем лондонском доме, ее в качестве прислуги, его — сторожем. Тем самым он облегчил мне мою сделку с совестью: я могла оказывать им помощь через Франтишека, таким образом, я хотя бы формально оставалась верна обещанию, которое дала Брэдли. Но когда я выписывала чек на имя Оконского, меня охватил вдруг стыд: почему я всегда так малодушно отказывалась от своих прав? Когда-то я проиграла политике Петра. Михалу — Яна. Михала, в свой черед, сначала войне! потом — Брэдли и Кэтлин, теперь — Франтишеку… Почему? Может быть, потому, что я всегда склонна уступать тому, что сильнее меня. История сильнее меня, война сильнее меня, любовь сильнее меня, стихии сильнее меня. И Бог тоже.
В таверне «Люгер», куда я в последнее время стала наведываться, чтобы в сумерки удрать от Партизана и избежать встречи с Ребеккой, я как-то застала американку Кэт — одну, без ее рыбака. Она сидела в баре на высоком стуле, высокая, черная, похожая на баклана, и, выгнув длинную шею, медленно потягивала через соломинку джин, ища на дне стакана можжевеловую горечь. Движения ее были ленивыми.
— Хелло! — сказала она. — У меня есть неплохие вещи для продажи. Может быть, кое-что купите?
Я вспомнила, что примерно к этому сроку она должна была родить ребенка от Джека из Польперро, и, невольно обратив внимание на ее худобу, ответила вопросом на вопрос:
— Ну как, на этот раз мальчик?
Она отерла рот тыльной стороной ладони и пододвинула стакан за новой порцией джина.
— На этот раз никого. — И она махнула рукой. — Выкидыш.
На другой день я отправилась к ней, взглянуть на ее товар. Не для того, чтобы что-то купить, а чтобы посмотреть, как живет американская миллионерша в корнуэльской глуши. Она жила на ферме в нескольких километрах от поселка.
Пришлось пробираться по мосткам, переброшенным через ручьи, идти по пастбищам, разделенным низенькой каменной стеной и живой изгородью из ежевики и терновника. Дом, тоже каменный, с асимметричными окнами, был построен на болоте, по двору бродили свиньи и виднелись увязшие в грязи поломанные подводы и плуги, по другую сторону дома был поросший дроком спуск к морю. Чуть поодаль, словно зеленый флаг на ветру, клонился к земле одинокий дуб, подававший своими ветвями какие-то сигналы пасущемуся неподалеку стаду. Меня ничуть не удивило бы, если бы место это называлось Грозовой Перевал и здесь водились бы привидения наподобие тех, что описаны у Эмили Бронте.