— Вот уж точно. Если дождь закончится и выглянет солнце, может быть, уже будет не так страшно.
Люк кивнул. — Может быть.
Хатч зевнул сквозь улыбку. — Вот и я так думаю.
Затолкав в рюкзак свой последний набор неношеной и сухой одежды, Люк сунул его вместо подушки под голову. Попробовал подползти к печке поближе, не потревожив Фила, но в итоге свернулся в позу эмбриона. — Когда мы были на чердаке, у меня возникла бредовая мысль. — Люк знал, что эта мысль не придется по вкусу тем, кто еще не спит, но не мог удержаться ее не озвучить. — Что если та тварь наверху была прообразом твари, закинувшей на дерево тот труп?
— Я все слышу, — сказал Фил сквозь сон.
Хатч хихикнул. — Конечно, это ужасно. Но мы все знаем, — он подмигнул Люку, — что подобных вещей не бывает. К сожалению, альпинисты тоже видят в горах всякое, когда страдают от недостатка кислорода. А еще заблудившиеся в море моряки. Истощенные солдаты. И здесь то же самое. Когда мы оторваны от привычных вещей, воображение играет с нами злые шутки. Изоляция. Долгая зимняя тьма. Вот в чем причина. — Он посмотрел на потолок. — Кто-то здесь определенно съехал с катушек.
— Я наверно, тоже съехал бы. Это место разрушило мою давнюю мечту жить одному, в лесной хижине. Но та штука на дереве…
Хатч зевнул с полузакрытыми глазами. — Это какое-то животное. Я не эксперт по диким зверям, но нечто подобное делают медведи. Что-то вроде заначки. Я лучше буду спать. Лучше будем травить байки завтра, когда окажемся в туристском домике на берегу реки.
Люк кивнул. — Точно. Спокойной ночи.
Прутья, пронзающие щеки, пытающиеся добраться до глаз, Прутья, протыкающие горло. Ощетинившиеся фаланги, торчащие из ветвей и пробивающиеся из-под земли. Прутья повсюду.
Ты бросаешься всем весом вперед, во тьму. Опустив голову, чтобы защитить лицо. Выставив перед собой руки, пытаешься схватить пучки острых прутьев и отбросить их в стороны. Но они, как шипы проникают под рукава, под воротник, в носки. Заставляют тебя буксовать, но ноги не находят опоры. Потому что ты не чувствуешь под собой землю, темную глину, из которой растут прутья. Твои ноги погружаются в хрустящий папоротник, острые колючие шипы и ломкий валежник. Ты по колено проваливаешься в маленькие расщелины, из которых не можешь вытащить усталые ноги.
И висишь там. Глотаешь ртом воздух, как утопающий. Голова кружится от истощения. Обессиленный, как умирающий, ты висишь между переплетений ветвей и прутьев. И ждешь. Ждешь его.
С легкостью преодолевая непролазные заросли, оно пробирается через кромешную тьму, начинающуюся уже в футе от твоих глаз. Холодный пот, стекающий по спине, вызывает у тебя дрожь.