— Должен сказать, что не понимаю вашего сравнения, — сухо заметил Хатчинс.
— Да это же яснее ясного. Я вожу машину шоколадного короля. Вы беретесь латать дыры в черепушке его сына. Единственная разница между нами в том, что моя работа приносит хоть какую-то практическую пользу, а ваша — никакой, просто пшик! Я знаю этого паренька. Он вполне порядочный малый, но десяток таких, как вы, работая в три смены, не вдолбят в него никакой ученой премудрости. Он прирожденный механик.
— Вполне допускаю. Но, во всяком случае, Ламли, если вы согласились на работу шофера и так высоко ее цените, горячо советую вам даже в состоянии крайнего возбуждения вести себя, как подобает шоферу.
— Ну, конечно, вы всегда были за то, чтобы каждый играл свою роль, не так ли? Но послушайте и мой совет: перестаньте жевать трубку и лучше прорепетируйте какой-нибудь из ваших коронных выходов на то время, пока я буду вытаскивать ваш чемодан. У старика есть чутье, хоть он и выглядит ничтожеством. Обо мне не беспокойтесь. Я и виду не подам, что вы когда-то учились вместе с человеком, который докатился до того, что стал шофером. И перед всеми я буду величать вас «сэр» с условием, что при отъезде вы дадите мне пять шиллингов на чай.
— Я вижу, что вы решили ставить меня в неловкое положение.
— Положение ваше неловкое и без всяких усилий с моей стороны. Подождите, вот увидите своего ученика. Ваше счастье, если с первого же взгляда он не пошлет вас ко всем чертям или к вашей матушке.
— Каким чертям? Какой матушке? — бормотал Хатчинс в крайнем смятении.
— Впрочем, хватит. Входите, а я принесу ваш чемодан, сэр.
— Основное затруднение вот в чем, — объяснил Уолтер. — Уже когда я покупал двигатель, я заметил, что клапаны не притерты. Вот и случилось. Стержни слишком длинны, и мне оставалось только уменьшить высоту стоек и этим понизить ось вращения, ну а теперь, конечно, еще повожусь с толкателями.
— Все ясно, — сказал Чарлз.
Уолтер вздохнул и склонился над сваленной на скамейке грудой деталей. Это напомнило Чарлзу одну из фотографий Сесиля Битона:[13] кладбище танков в Североафриканской пустыне. Сильные, короткопалые руки Уолтера с обведенными трауром лопатообразными ногтями ловко управлялись в развороченном брюхе железного зверя, прилаживая, подвинчивая, регулируя. На Уолтере был комбинезон, почерневший и залубеневший от масла, и вся не защищенная этой броней поверхность его тела была покрыта пятнами и полосами темной смазки. Она же, словно черный шрам, украшала его лицо.
— Легко сказать, ясно, — горько усмехнулся Уолтер. — А тут на каждом шагу палки в колеса. Ни денег, ни времени, чтобы заняться этим спокойно. Не могу даже купить инструмент. Часами регулирую зазоры поршневых колец, а потом приходится все перебирать, весь поршень, потому что у меня нет настоящего экспандера. Приходится ставить эти кольца-уродцы на все поршни.