— Угощенье достойное! — промолвил он, разглаживая бородку.
Понемногу собрались и остальные приглашенные: Денисов, капитан Любимов — лысый, обрюзгший, с лицом, иссеченным морщинами, подполковник Телегин; капитан Федорченко — самый старый офицер в полку, грустный, с опухшими подагрическими руками; Бредов, щеголеватый Руткевич, штабс-капитан Блинников и поручик Журавлев.
Офицеры шумно усаживались за стол. Отец Василий выбрал место ближе к высокому хрустальному графину с водкой. Баратов, не дожидаясь, пока гости приступят к еде, налил зубровку в чайный стакан и выпил залпом, как воду.
С каждой минутой за столом становилось шумнее. Вернер хотя и пил много, но не пьянел, и когда глаза его останавливались на Федорченко и Любимове, которые совсем осовели, и на отце Василии, столовой ложкой поедавшем зернистую икру, он презрительно морщился.
Баратов, незаметно следивший за офицерами, прекратил пить и, взяв с маленького столика новую колоду карт, с треском разорвал ее.
— В картишки, господа, что ли? — предложил он.
Журавлев сейчас же поднялся, с вожделением поглядывая на богатого Руткевича.
Раскинули ломберный столик. Начали с мелочи, потом ставки повысили. Баратов держал банк.
— Вам нельзя, — сказал он Руткевичу. — Вы еще молоды и, кажется, много выпили.
— М-молчите, суслик! — надменно ответил Руткевич. — Ва-банк!
Баратов улыбнулся. Ну что с таким поделаешь!
Руткевич проиграл. Журавлев, открыв рот, гудел от волнения, судорожно водил шеей. После двух кругов все, кроме Блинникова, игравшего по мелочи, были в проигрыше. Журавлев придвинулся ближе к Баратову, переменив место за столом. Улучив момент, прошептал:
— Я в доле. Вот так-с!..
Баратов притворился, что не расслышал. В банке была груда скомканных кредитных бумажек, серебро, золото. Блинников, взглянув на свою карту, незаметно перекрестил ее и слабым голосом объявил, что идет на пять рублей. Он выиграл и радостно вертел в руках синюю бумажку. Руткевич, икая и пьяно покачиваясь на стуле, опустошал свой бумажник. Отец Василий, отвалившийся наконец от стола, подошел к играющим и стал позади Блинникова.
— Банк стучит, — сказал Баратов и, ни на кого не смотря, метал карты, держа колоду низко над столом, где лежал перед ним портсигар.
Блинников, бледнея и закрывая глаза, долго не решался назвать сумму. Потом в отчаянии посмотрел на собравшуюся у банкомета кучу денег и осторожно приподнял свою карту.
«Вот бы сорвать, — подумал он, — Верушке — платье, жене — зимнее пальто, Васеньке — костюм…»
Отец Василий сзади заглянул в его карту, увидел туза и, быстро отпахнув полу рясы, достал кошелек.